Звонкий и восторженный девичий голос раздался тогда, когда мы уже почти достигли цели – точнее, ее достигла Лин – увидела карты, подошла к ним, принялась рассматривать. Мне до нее оставалось два шага.
– Кинни, смотри: принцесса!
Рыжеволосая девочка лет шести от роду смотрела на меня с тем самым непосредственным восторгом, с которым умеют смотреть только дети. Без страха, широко распахнутыми глазами, полными обожания. Так смотрят на сошедшего со сказочных страниц нарисованного героя.
– Она такая красивая! А она может быть моей мамой?
На меня указывали маленьким пухлым пальчиком.
– Литти, не смей!
Провожатый ребенка – не то брат, не то дядя, – увидев направленный на меня палец, не шутку перепугался.
– Госпожа, простите ее, она не специально, не обучена манерам…
Я же смотрела на Литти, и она казалась мне отражением меня самой. Рыжая, как солнце в степи, голубоглазая, в веснушках. Кудрявые волосы шапкой, платье простое и старое; в руках деревянная лошадка.
– Тебе нравится? Этой мой папа сделал, – девочке было наплевать на чужой испуг, на этикет и на то, что один человек должен по непонятной причине кланяться другому.
«Она совсем как я…»
– …он заколдовал ей колеса, и теперь они сами крутятся!
Я не удержалась. Забыла про слова Руханы о том, что мне чего-то делать «не пристало», опустилась на корточки и восхищенно открыла рот – примитивные колеса действительно крутились сами.
– Смотри!
И Литти, желая поделиться радостью, сунула мне лошадку почти в лицо, не успев заметить мои разметавшиеся локоны. Не успела заметить их и я – не привыкла ходить с такой прической. И лошадка – р-р-раз! – и вмиг намотала мои волосы на колеса.
– А-а-а, простите! – теперь верещала Литти.
– Прикажи им остановиться! – сокрушался сделавшийся совсем уж белый лицом «брат».
– Я забыла слово!
– Вспоминай!
Наверное, было какое-то кодовое слово, запрещающее колесам движение, но Литти от страха его запамятовала. И за те несколько секунд, пока она его не вспомнила, лошадь «замоталась» в меня едва ли не до самой макушки.
– Аруан свидетель, что ты наделала?!
– Я не хотела!
– Госпожа, она…
– Т-с-с-с!
Мне все это казалось забавным. Их реакция, нужда почему-то и зачем-то бояться, думать, что сейчас случится что-то непоправимое. Просто лошадка, просто волосы – ведь ерунда.
– Ты только не плачь…
Литти мужественно старалась не проливать слезы. Стояла, сложив ладошки вместе и прижав их к груди, смотрела на меня со смесью мольбы и надежды. Боялась, что сейчас скажут плохое или даже накажут, но все же верила в лучшее.
– Все хорошо, все хорошо, слышишь?
– Кинни, она не ругается! – недоверчивый выдох облегчения. – Наверное, она моя мама…
– Литти, перестань! Вы ее простите! Ее мать потерялась в лесах уже много денниц назад, и Литти теперь во всех медноволосых ее видит.
– Так ты – не она?
– Нет, – я со странным сожалением покачала головой, – не она.
Детские губы расстроено поджались, и погас в глазах лучик. Я ее обняла. Долго гладила по спине, чувствовала исходящий от волос запах мыла и то, как нас смотрят – прохожие, Белинда, торговцы, даже зверолюди. И еще я видела удивление «брата» (для отца он был слишком молод, хотя, разве мне известны местные обычаи?). Наверное, ждал праведного гнева, злой речи, угроз и вдруг понял, что их не будет. И удивление сменила робкая нежность. Я видела это по его зрачкам – он думал о том же: «Желал бы и я, чтобы она была твоей мамой…»
Меня накрывало странное чувство. Молча торопила Белинда; нервничала от задержки Тами. До боли оттягивала волосы деревянная лошадь.
– Сейчас мы все выпутаем, сейчас…
Я старалась, как могла. И никогда не думала, что локоны и ось могут практически срастись воедино. Самостоятельно я мучилась почти минуту, затем это делала Тами, даже Лин подергала и покачала головой.
А после ей кто-то протянул ножницы.
И вопрос в глазах – резать?
Я кивнула – конечно, режь. Не стоять же здесь до вечера. Да и локон не такой уж толстый, чтобы о нем жалеть.
Вжик…
Отрезанные волосы я хотела забрать. Просто выпутать, как мусор, но не успела – Литти выдохнула:
– Кинни, это мне на счастье!
И два луча снова вспыхнули в голубых глазах – пухлая ручка погладила чужую рыжую прядь.
А Кинни смущался. И я видела в его глазах тоскливую нежность от того, что мы с ним слишком разные, мы просто два путника, нам никогда не предстоит даже познакомиться поближе. А ему всего лет двадцать, он молод и симпатичен, он мог бы предложить себя всего. Робкий, честный, настоящий.
– На счастье я подарю тебе вот это…
И я сняла с шеи медальон, который выбрала для меня в магазине Рухана, – золотой с зеленым камушком.
– Пусть он всегда хранит и оберегает тебя.
Она взяла – Кинни не смог запретить. И не стал – знал, если чудо с кем-то происходит, ему нельзя мешать.
– Давай, пойдем, – тихо бросила Лин. Когда она успела выбрать и оплатить карту? Та, свернутая, уже торчала из ее кармана.
Да, пойдем, конечно…
Эти двое, которые повстречались на нашем пути, провожали меня взглядами, будто ангела. Который прошел, обдал простых смертных запахом благостных небес, сверкнул сапфировыми глазами и навсегда оставил после себя шлейф близкого чуда. Кинни с тоской от несбыточного. Литти с застывшим на лице восторгом.
«Когда тебе отрежут волосы… – бубнила Белинда себе под нос. – Кажется, мы идем в верном направлении».
«Точно, – я вздрогнула, едва вспомнила, – ведь говорила о таком старая Мирха».
Вот и отрезали.
* * *
(Robert J. Kral – Home)
Вечер. В комнате горели четыре свечи.
Тами и Белинда спорили о том, как именно пришить к жилету с изнанки ткань с монетами – мол, так сохраннее и легче нести.
– А как ты будешь их доставать? Пришить-то не проблема.
– Да вот так…
Белинда растянула кусочек материи в стороны – ткань расползлась.
– Сильные у тебя, однако, пальцы…
«Убедилась?»
«Убедилась».
«Они могли бы быть сестрами», – отстранено думала я, наблюдая за ними с кровати. Браслет помог найти верное понятие. Двумя девчонками, живущими под одной крышей, родственницами. Которые всегда спорят, а на деле друг за друга горой. Такие склоки нельзя рассматривать серьезно, это все для вида, чтобы легче и незаметнее текло время.
