Именно об этом, жуя корку теплого еще хлеба, Тами расспрашивала сидящую по соседству женщину.
– Конечно, мы все время поем. Вечером, провожая Свет, утром на заре, встречая. Да и день всегда лучше, если с песнями…
Готовили щедро, от души. Заряжали блюда пряными травами, незнакомыми специями, иногда получалось так вкусно, что я отрывалась от тарелки лишь после того, как ощущала, что в меня больше ничего не лезет.
За столом обсуждали день – события, планы, приходящие в голову мысли. Говорили всегда о сегодня и иногда о завтра. Почти никогда о том, что минуло.
Над кромкой леса зарево из прощальной золотисто-красной мозаики; от Виды тянет сыростью. Земля пахнет скорыми всходами – потихоньку сходит снег…
А я думала о странном: вот бы и мы так с ребятами. Жили бы в одном большом доме, а вечером выходили бы во двор, садились за длинный стол с расставленными на нем тарелками, делились бы случившимся за день, общались, просто были все вместе. Мы вроде бы и так всегда вместе, но не так, как тут… Антонио был бы счастлив.
– О чем думаешь?
Тами еще как-то ухитрялась впихивать в себя кусочки нежного мяса с подливой. Я уже не могла.
– Хорошо здесь… Как-то очень…
– Ласково?
– Ага.
Не нашлось бы лучшего слова.
Дальше по берегу стояли и другие деревеньки Урмаков, но мы по собственному мнению попали в самую лучшую.
– Знаешь, я тоже думаю о том, чтобы когда-нибудь вернуться сюда с Рэем. А еще лучше – всем вместе. Вы с Дэллом, мы с Рэем, Лин с Бойдом…
Я хмыкнула.
– Интересно, а местные не разочаруются, если увидят, что спутник Богини – обычный человек?
Тами уверенно качнула головой.
– Думаю, они никогда в ней не разочаруются.
Тоже верно.
– Только представь! – в Тами проснулась мечтательница. – Где Портал – мы знаем. Тоннели Охлов для нас всех открыты, не придется ни в столицу, ни через Мурдаков. Привезем с собой подарков, снова послушаем местные песни. Ну, здорово же?
Есть такие темы, о которых приятно думать. Даже если понимаешь, что в реальности, скорее всего, не случится – у кого-то найдутся дела поважнее, кто-то не сможет, кто-то предпочтет иное. А мечтать все равно здорово. Мы вшестером… Мы, девчонки, счастливы и спокойны, потому что защищены, мальчишкам полные штаны новых впечатлений, Урмакам – желанные гости…
– Здорово. Мне нравится.
Тамарис лучилась довольством. Наклонилась ко мне с видом заговорщика, шепнула на ухо:
– Знаешь, что мне сегодня дали?
– Что?
– Семена «цветокотов»!
– Да, ну?
– Точно!
– И не одно, ладно?
– Ладно.
– У меня пять: одно мне, одно тебе, одно Тайре…
– Одно Лин?
– Если захочет… И одно хочу, чтобы забрали на Магию. Думаю, ему там будет классно.
– Но он будет цвести там в одиночестве?
– Тьфу, блин… Попросить, что ли, еще?
– Ну, парочку… Чтобы они там «расплодились».
* * *
Белинда
Нужду справляли за домом. Именно туда Лин и отлучилась, наевшись и налюбовавшись закатом. Теперь почему-то стояла у крыльца, думала о том, что сейчас с удовольствием выкурила бы трубку в одиночестве, размышляя о своем, созерцая, как опускаются на деревню сумерки. Есть в сумерках нечто волшебное, неуловимое и таинственное. Когда грани истончаются, когда нарастает вдруг в сердцах решимость, а в головах проясняется. И становится тихо-тихо. Та самая синева; скрипит под подошвами за костром снег; уже не едят, но пьют чай. Песни стихли.
Она напряглась, когда услышала, как к домику приближаются, но расслабилась быстро – узнала тяжелую, чуть пружинистую походку. Торнум.
– Надеялся застать Вас здесь.
Он что-то принес.
– Не отвлекаю Вас?
– Нет.
Ей хотелось сказать ему честно – покурить бы. В кои-то веки. Ни зачем, для наслаждения. Но Лин промолчала.
Торнум выглядел важным. Будто принял одному ему известное решение, после пришел в согласие со своим сердцем. Лин почуяла, что заинтригована.
– Вот. Это Вам.
Он протянул ей нечто, завернутое в старую тряпку, цвет которой уже ни один художник не осмелился бы именовать. Серо-бурый?
– Что это?
Она развернула до того, как услышала название. И застыла, когда поняла, что именно держит в руках, – небольшой старинный бубен. Потертый, но добротный. Лакированный не единожды, чтобы дерево не рассыхалось, со звенящими по краю металлическими дисками.
– Иехванна.
И они замолчали. Белинда смотрела удивленно и вопросительно – Торнум взглядом подтверждал – Вам.
– Кулум сказал мне, что для успешного возвращения домой вам требуется такой.
– Но, как же… вы сами? Это ведь очень ценная вещь, если я верно понимаю?
– Понимаете верно, – отец Рим уселся на лавку, пригласил Белинду присоединиться. – Но дело вот в чем… Мой прадед был шаманом, это его. Бубен все это время передавался по наследству в надежде на то, что один из сыновей унаследует дар и появится новый шаман. Я унаследовал часть, но довольно малую. К тому же мне нравится моя роль – защищать, оберегать, обучать воинскому делу. Я не маг и уже не буду. А сыновей нет…
– А Рим?
– Тут годятся только мальчики – так уж повелось. А к Рим вам иехванна и поможет вернуться. Я верно говорю?
– Верно.
– Тогда я не смог бы сыскать ему лучшего применения, поверьте. И я счастлив.
«Может, однажды… мальчик?»
Лин вопрошала глазами. Торнум качал головой – хватит нам детей.
Стало ясно – он принял решение.
– Спасибо.
Одной проблемой меньше – последней.
– Могу я Вас попросить передать… дочери еще кое-что?
– Все, что угодно.
Почти стемнело. Но света еще хватало, чтобы рассмотреть то, что он принес – искусно расшитый бисером коврик:
– Это мать сделала. Хотела подарить Уриманне на двадцать первый день рождения, но… сами знаете.
– Я отдам.
– Это Кохва. Она держит в доме мир, гармонию и покой. Наши женщины знают в этом толк. А это от меня…
И он достал небольшой круглый медальон на цепочке. Красивый, будто кованый, с камушком по центру.
– Я заговаривал его, как мог, как умел. Пусть ей на удачу. Оберег.
Лин осторожно принялся змейку-цепочку в ладонь. Подумала о том, куда спрятать, чтобы точно не потерять.
