Зато когда в хвосте колонны заорали «Воздух» и над головой прошла, завывая двигателями, первая тройка пикирующих «Ю-87», все мгновенно встало на свои места. Исчез и страх. Фрицы вызвали-таки авиаподдержку. Укрыться на дороге было негде, а до кромки спасительного леса оставался еще почти километр.
– Рассредоточиться! Прочь от дороги! К лесу! – заорал Сергей, просто чтобы хоть что-то сделать.
Поскольку никакой команды бойцы не дожидались, прекрасно понимая, что происходит и чем это грозит, и начали разбегаться, едва заслышав вой самолетных моторов. Буквально секунду спустя за спиной сдвоенно грохнуло, затем еще раз и еще: убедившись, что цель обнаружена, немецкие пилоты начали бомбардировку…
Глава 7
23 июня 1941 года, вечер
Ужинать Сергею не хотелось абсолютно, однако он заставил себя съесть полбанки тушенки с хлебом, по твердости уже вполне способным соперничать с сухарем. Силы ему нужны. Еду принес вчерашний сержант из хозвзвода – как там его, Карпенко вроде? Смотри-ка, уцелел, молодец. Левая рука, правда, висит на перевязи, но выглядит ничего, бодро.
– Только это, тарщ капитан, чая сегодня нету и не будет. И сахару тож. Сгорели все припасы, бомба германская попала. – Красноармеец понурился, будто был лично виноват в случившемся. – Я вот вам водички попить принес, хорошая водичка, чистая и холодненькая. На хуторе колодец имеется, тама и набрали, – несмотря на чисто украинскую фамилию, боец смешно «окал».
– Спасибо, сержант, ступай. Хотя постой. Где пограничники расположились, знаешь? – Карпенко кивнул. – Добро. Пришли ко мне их командира, лейтенанта Авдеева, скажи, я зову. Выполняй.
Устало привалившись спиной к замшелому комлю, Кобрин прикрыл глаза. Да уж, денек выдался… неслабый. Врагу не пожелаешь. Хотя нет, глупость сказал. Ну, в смысле подумал. Вот кому-кому, а как раз фрицам он бы подобных деньков побольше пожелал. Как минимум семь в неделю и 365 в году. Чтоб жизнь медом не казалась.
После рокового авианалета, стоившего батальону почти полсотни бойцов и пяти из восьми оставшихся танков, они почти час отсиживались в лесу, приходя в себя и оказывая помощь раненым. Если честно, Кобрин, прекрасно знающий, КАКИЕ потери несли на марше советские войска в июне – июле 41-го именно от налетов люфтваффе, должен был признать, что батальон еще легко отделался. Нет, потери безусловно тяжелые, и погибших немыслимо жаль, но… та часть его разума, что отвечала за стратегический анализ ситуации и потому обязана была оставаться холодной, настаивала именно на этом. Всего три слова, собственно говоря: «Могло быть хуже». Да, могло. Но его бойцы – не зря он вчера перед отбоем толкнул короткую речь, в которой учил, как себя вести при появлении вражеских самолетов, – отреагировали именно так, как и требовалось. Проще говоря, начали разбегаться, не позволяя немецким пилотам атаковать скопления живой силы.
Пикирующий «восемьдесят седьмой» – чрезвычайно опасный противник, но он просто физически не может гоняться за одиночными целями: тупо не хватит ни бомб, ни боеприпасов к бортовому оружию. Потому основные потери батальон понес от первых сброшенных по «хвосту» колонны фугасок, после чего немцы перенесли основное внимание на танки, оказавшиеся для них куда более желанными целями. Вот и получилось, что благодаря танкистам им и удалось избежать катастрофических потерь. Три последние «тридцатьчетверки» успели добраться до опушки, с ходу вломившись в заросли, укрывшие боевые машины от немцев. Сбросив оставшиеся бомбы прямо на лес – скорее всего не столько надеясь куда-то попасть, сколько просто не желая возвращаться на аэродром с опасным грузом на пилонах, – «лаптежники» убрались восвояси. Наверняка отрапортовавшись по прилете о полном уничтожении колонны бронетехники противника и рассеивании живой силы: приписки на любой войне и в любой армии – дело абсолютно нормальное и привычное.
Прекрасно понимая, что «лаптежники» вряд ли вернутся, Кобрин распорядился погрузить тяжелораненых на уцелевшие танки и отправил их в сторону железнодорожного моста, до которого батальон не добрался от силы трех километров. Несмотря на потери, комбат не собирался менять планов: мост – слишком лакомая цель для фашистов, и уничтожить его категорически необходимо. Если, конечно, его уже не захватила какая-нибудь диверсионная группа. В принципе даже если и захватила – тоже небольшая проблема, силы пока есть, выбьют. До самого моста Кобрин гнал батальон в максимальном темпе, хоть преследования особо и не опасался – слишком велики оказались потери потрепанной мехгруппы. Это не вчерашний бой, сегодня фрицы по сусалам получили куда как сильнее. Они к подобному пока не привыкли, так что практически однозначно станут ждать подхода подкрепления. А вот оборонять ли его, перед тем как взорвать, Сергей пока не решил. Бойцы измотаны, много раненых, да и боеприпасы подходят к концу. Минометов опять же у них больше нет, а из пулеметов осталась только половина. Логичнее всего рвануть переправу к известной матери и уходить дальше на восток. Должны же они, наконец, повстречаться хоть с какой-то регулярной частью Красной Армии?!
Однако реальность, как оно обычно и бывает, внесла в первоначальные планы свои коррективы. Когда батальон добрался до места, возле моста уже шел бой, о чем Кобрину доложили высланные вперед разведчики, так что с ходу вляпаться в неприятности, к счастью, не получилось. Рассредоточив бойцов – местность была подходящей для скрытного сближения с противником, в 200 метрах от моста шоссе делало крутой поворот, стиснутый невысокими пологими холмами, – комбат выбрался с биноклем в руках на плоскую вершину одного из них. Чтобы разобраться в ситуации, хватило полминуты. Насчет немецкой разведгруппы он не угадал – ну, или это была какая-то очень нестандартная РДГ с силами усиления в виде двух танков и трех бронетранспортеров. Один из немецких танков и два бэтээра уже горели, как и одна из «тридцатьчетверок». Пара уцелевших «Т-34» маневрировали на берегу, пытаясь спалить оставшегося противника, который тоже на месте не стоял. Судя по всему, бой начался совсем недавно, буквально несколько минут назад, и пока не было понятно, на чьей стороне перевес. Наши не рисковали выехать на открытое пространство перед мостом, немцы тоже. Высадившиеся из транспортеров десантники – или диверсанты, кто их там разберет? – залегли на западной стороне, установили пулеметы и дожидались конца танкового боя.
«Очень мило, – хмыкнул себе под нос Кобрин, опуская бинокль. – Оно, конечно, не слишком спортивно, но что может быть приятнее, чем ударить в спину? А они просто напрашиваются. Пожалуй, пускай погранцы повоюют, у них с этими суками особые счеты».
Задачу лейтенант Авдеев понял с полуслова. И она ему, судя по выражению лица, понравилась. Наверное, даже очень, уж больно быстро справились: не прошло и десяти минут, как противник был уничтожен. Прижав фрицев пулеметным огнем с господствующей высоты, пограничники обошли их двумя группами с флангов и перебили. Заодно и последний броневик спалили, сначала расстреляв из пулемета передние колеса и двигатель, а затем забросав гранатами. Оставшийся в гордом одиночестве средний «Pz-IV» рванул было на помощь камрадам, но напоролся правой гусеницей на метко брошенную связку гранат и раскорячился поперек дороги. Предлагать немцам сдаваться пограничники не стали – просто сорвали гранатой башенный люк и закинули внутрь еще одну «РГ-33». Граната, как помнил из истории Сергей, – так себе, но фрицам хватило. В принципе пленный бы не помешал: узнать, кто они такие, было нелишним. Но останавливать бойцов Кобрин даже не собирался, несмотря на удивленный взгляд Зыкина. Чем больше трупов пришедших на родную землю врагов они увидят, тем лучше. Пусть верят в свои силы, пусть убедятся, что могут побеждать и побеждают! Ибо слишком много разочарований впереди. Да и за сгоревший вместе с ранеными танк стоило поквитаться.
