Добравшись до второго взорванного моста, снова остановились и почти час искали подходящий брод, поскольку второго комплекта понтонов не имелось, а дожидаться, пока их подтянут, было слишком долго. Именно тогда командиру мехгруппы полковнику фон Мейеру (фамилия комбату ни о чем не говорила, никакой информации о нем у Сергея не было) пришлось признать, что до темноты они уже никак не успевают выйти в заданную точку. Переправившись – как и предполагал комбат, часть автомобилей при этом благополучно заглохла посреди реки, и их пришлось вытаскивать танками, что еще больше задержало немцев, – он зачем-то разделил группу.
Заинтересовавшийся столь неожиданным решением Кобрин задал несколько уточняющих вопросов, однако тут фриц ничем помочь не мог – попросту не знал. Может, приказ получил, поскольку машина радиосвязи уцелела, может, высланная вперед разведка принесла какие-то неведомые унтеру данные. Меньшая часть, в состав которой входил и автобат Ганса, почти в точности повторила путь красноармейцев, разве что не стала никуда сворачивать. Куда направились основные силы, шофер же просто не знал, чему Сергей вполне верил. Эх, ребята, мысленно обратился он к разведчикам, что ж вы какого-нибудь лейтенанта не притащили? Хотя вряд ли оный лейтенант стал ночью в кустиках нужду справлять, даже если б и живот скрутило.
Заверив «герра советского офицера», что это все, что он может рассказать, Кригер попросил воды. Заодно робко поинтересовавшись, считается ли он официальным военнопленным, на которого распространяются все соответствующие статьи Женевской конвенции? Кобрин распорядился развязать фрицу руки и напоить, заверив, что его жизни ничего не угрожает. А про себя подумал, что на самом деле даже понятия не имеет, что с ним делать дальше. Не с собой же тащить? Пристрелить бы тихонько, но бойцы не поймут – сейчас всего только третий день войны, не насмотрелись еще на зверства доблестных солдат рейха и прочих карателей, после которых и отношение к пленным изменилось в соответствующую сторону. Да, пожалуй, не стоит будоражить людей раньше времени, еще разговоры ненужные пойдут. Все-таки расстрелять безоружного пленного и добить после боя раненого противника – совсем не одно и то же… Короче, нужно Зыкина озадачить, пусть сам решает. Контрразведчик же он, в конце концов? Значит, и пленный по его ведомству проходит. А у комбата и своих проблем хватает.
– А здорово ты по-ихнему шпаришь, не чета мне! – уважительно сообщил Зыкин, когда пленного увели. Вроде бы уважительно, но что-то в его голосе Сергею активно не понравилось. Комбат мысленно выругался. В училище Минаев, как и все будущие кадровые командиры РККА, изучал язык потенциального противника, но вряд ли хоть кто-то из выпускников достиг разговорного уровня Кобрина, прошедшего углубленный курс гипнообучения. Да, об этом он как-то не подумал, нужно было хоть фразы подубовее, что ли, строить, делая вид, что с трудом подбирает нужные слова. Не то чтобы он именно прокололся, но вышло как-то нехорошо.
– В училище изучал, как и все, – как можно более равнодушно пожал он плечами. – Просто у меня еще со школы склонность к иностранным языкам. Легко даются, куда лучше, чем математика, например. Да и на память не жалуюсь. А что? Думаешь, проглядел во мне германского шпиона?
– Да пошел ты в жопу, Степаныч! – вполне искренне возмутился особист. – Тоже мне нашелся шпион недоделанный! Просто удивился.
– Люди твоей специальности, Витя, просто так ничего не делают, – широко ухмыльнулся Кобрин. – И уж точно ничему не удивляются. Ладно, проехали. Никакой я не шпион, честно-пречестно.
– Проехали – так проехали, – насупился товарищ. – Хоть и непонятно, куда именно. Только ты болтай меньше, Иван, добро? Еще услышит кто, стуканет из лучших побуждений, как к своим выберемся, огребем по полной. Причем оба.
– Ну, извиняй, Витя. Кстати, насчет выхода к своим – чего делать будем? – Комбат раскрыл на коленях планшет, вытащил фонарик. Хоть он и включал его нечасто, батарейки за двое суток почти полностью разрядились, и свет стал тускло-желтым. Да уж, как они вообще с такими энергоэлементами живут?! Каменный век, честное слово.
– Вот гляди, мы тут, а немцы, если разведка ничего не напутала, – здесь. Если затемно выступим, обойти их ни разу не проблема, но тогда фрицы окажутся у нас за спиной со смешным отрывом по времени и расстоянию. Дорога-то одна, а по лесу целый батальон вести, да с ранеными – сам понимаешь. Танк опять же бросить придется. Что думаешь?
Мамлей Зыкин, сосредоточенно морща лоб, молчал почти минуту. Затем неожиданно весело выдал:
– Знаешь, Степаныч, а я за эти дни, похоже, в тебе разобрался! Да не хмурься ты, я ж насчет тактического планирования или как там это у вас называется? Никаких намеков.
– А до того, значит, ты меня плохо знал? – усмехнулся в ответ Сергей. И, покопавшись в памяти реципиента, добавил: – Мы ж больше трех лет вместе служим?
– Да не о том я, сказал же! Просто, вот ты мне вопрос задал, хотя прекрасно понимаешь, что начштаба из меня – как из навоза пуля. И совет тебе никакой не нужен, поскольку ты уже все для себя решил. Хочешь угадаю, что именно?
Кобрин заинтересованно кивнул: «валяй, мол».
– А решил ты, товарищ капитан, на этих немцев внезапно напасть да транспорт захватить. И с ветерком к нашим рвануть. Потому что с ранеными да голодными бойцами нам далеко не уйти, а у танка соляры аж на пару километров осталось. Ну угадал? – Зыкин торжествующе взглянул на комбата.
– Угадал, Витя, – не стал спорить тот. – Только сомневаюсь, что выгорит. Боюсь бойцов зря положить. – Сергей невесело вздохнул. – И вчера, и позавчера – вот ни секунды не колебался, знал, как правильно поступить. Но вот сегодня – сомневаюсь. А сомневаться я, Витя, должен тебе заметить, терпеть не могу. Вот так-то, лейтенант. Кстати, ты прав, мне не совет нужен, а скорей моральная поддержка.
Зыкин взглянул в упор. Глаза особиста были серьезными и холодными:
– А вот не нужно сомневаться, товарищ капитан. Все ваши прошлые решения оказались правильными и привели к победе над вторгшимся на нашу землю противником. – Неожиданно хлопнув комбата по плечу, особист ободряюще улыбнулся и докончил прежним тоном: – Когда атакуем, Степаныч?..
* * *
Обершутце
[3] Курт Ланге, не скрываясь, зевнул. И, мгновение поколебавшись, не менее громко испортил воздух. Бояться было некого и нечего – проверяющий посты нудный придира лейтенант Леманн, чтоб ему заболеть гонореей в первом же полевом борделе, уроду, только что отвалил, убедившись, что часовой не спит, и прочитав дежурную лекцию о коварстве противника и необходимости соблюдать бдительность. Дежурить Курту довелось в самое паршивое предрассветное время, когда особенно сильно хочется спать. Нет, Леманн точно мудак. Отомстил-таки за тот случай в Польше, дерьмо собачье! Ну, да и хрен с ним, меньше часа до побудки осталось, а на марше он покемарит пару часиков на чехлах в кузове грузовика. А лейтенант? Придет время, он ему тоже как-нибудь подгадит.
