Поначалу наиболее подходящей виделась возможность расстрелять противотанковые сюрпризы в полосе наступления минометным огнем. Если наводчики не напортачат, обеспечив должную плотность огня, вполне реально организовать «дорожку» в двадцать-тридцать метров шириной. Учитывая прямые попадания, осколки и ударную волну, вполне реально выбить процентов восемьдесят мин. Остальные, увы, сработают под гусеницами, но это уже неизбежные потери, без которых невозможен ни один бой. Особенно тот, когда приходится штурмовать позиции подготовившегося к обороне противника.
Но затем на помощь снова пришла память подполковника Сенина – еще в прошлый раз Сергей заметил, что часть воспоминаний реципиента «проявляется» не сразу, а, так сказать, по мере необходимости. Оказалось, что еще весной в дивизию отправили для полевых испытаний десяток противоминных тралов нового образца. Когда после начала войны танкистов перебрасывали на фронт, пылящиеся на складе тралы, разумеется, забрали с собой. Об использовании их по основному назначению тогда никто особо не думал, поскольку предназначались они исключительно для легких танков. Но вот сейчас неожиданно настал срок проверить их в боевых условиях.
Идея, конечно, была достаточно авантюрная – но, по трезвом размышлении, ничуть не более невыполнимая, нежели пытаться захватить мост лобовым ударом, лавируя танками между трясиной и минами. Кстати, касаемо этих самых мин: обследовавшие луг разведчики сообщили, что немцы использовали не слишком мощные противогусеничные теллермины «T.Mi.35», при подрыве способные разбить несколько траков или повредить опорный каток. Так что оставалась серьезная надежда, что тралы продержатся достаточно долго, прежде чем придут в негодность. Разумеется, Кобрин не надеялся, что батальоны доберутся до рубежа атаки в полном составе: все мины не протралишь. Да и фрицы рано или поздно (причем, скорее, первое) поймут, что к чему, развернув навстречу часть своих «коробок». Но на то и расчет – оттянуть часть их сил, распылить. И «БТ», и «двадцать шестые» – достаточно опасный противник для панцерваффе образца лета сорок первого. Если воевать умеючи, по максимуму используя преимущество в маневренности, и немцам в прицел не лезть, конечно.
Инструктаж с командирами танков, начиная от комбатов и заканчивая взводными, Кобрин провел лично. Уложившись буквально минут в десять. Как наверняка сказал бы с ухмылкой Витька Зыкин: «Ты был очень эмоционален и убедителен, Степаныч». А может, и не сказал бы, кто его знает?..
Суть короткой речи комбрига сводилась всего к нескольким нехитрым правилам: на рожон не лезть, противника глупее себя не считать, как можно больше маневрировать, стрелять только с коротких остановок и желательно наверняка, попусту не геройствовать; если разбита ходовая, повреждено орудие или начался пожар, машину немедленно покинуть, поскольку экипаж важнее железа. Мол, толкового танкиста Родине обучить сложнее и дольше, чем новый танк построить. Последнее вызвало у начальника особого отдела короткую гримасу, однако перебивать командира он не стал, хоть и сделал, по лицу видно, зарубку на память.
Командиров танков-тральщиков Кобрин проинструктировал отдельно, поскольку именно от них во многом и зависел успех атаки. Тралы навесили только на «БТ», способные худо-бедно продолжить движение, даже раскатав гусеницу. Механиков-водителей ротные отбирали из числа тех, кто успел весной покатать по полигону противоминные железяки, и Сергей надеялся, что и сейчас у них все выйдет не хуже.
– Значит, так, товарищи танкисты. Двигаетесь на малой скорости, по сторонам не рыскаете, объезжаете только значительные препятствия, которые могут повредить трал. Ваша задача – очистить «дорожку», по которой смогут пройти два танка. При срабатывании мины – не тормозить, продолжать движение. Если все же разобьет гусеницу – быстренько сбрасываете вторую и тралите дальше на колесах. Гусеницы на танк не грузите, оставляете на месте, потом подберете. В случае серьезной поломки ходовой или, допустим, двигателя – уводите машину на несколько метров в сторону, уступая путь идущему следом танку. Не сумеете сами – товарищи помогут, спихнут с дороги. Помните, главное – не терять ни минуты, темп, темп и еще раз темп! Немцы быстро разберутся, что к чему, поэтому для нас важно пройти минные поля как можно скорее и выйти на оперативный простор. С этим понятно?
– Так точно! – вразнобой ответили танкисты, судя по нахмуренным лицам, не испытывающие ни малейшего оптимизма от того, что им предстоит.
– Боитесь, орлы?
– Никак нет…
– А зря. Я бы боялся. Не до усрачки, конечно, до такой степени красный командир бояться просто не умеет, но опасался б всерьез, – усмехнулся Кобрин, вызвав на чумазых лицах робкие удивленные улыбки. Ага, не ожидали подобного от строгого и немногословного комдива? Вот и хорошо. – Совсем смерти не боится или дурак, или фанатик. А мы, бойцы Красной Армии, понятное дело, ни то, ни другое. Главное, товарищи, научиться свой страх контролировать, не позволяя ему ни на мгновение, ни на долю мгновения взять верх над разумом! Нужно бояться подвести боевых товарищей или погибнуть глупо, безо всякого смысла голову сложив! Что же до тех немецких мин, по которым вы свои тралы покатите, – так ведь не зря они противогусеничными зовутся. Максимум, на что способны, – два-три трака разбить или опорный каток повредить. Понятно? – На этот раз бойцы ответили куда слаженнее, да и лица больше не выглядели такими мрачными. – Вот и хорошо. Тогда заканчиваю…
Оговорив напоследок условные сигналы, как флажками, так и ракетами – особых надежд на бортовые радиостанции Сергей не испытывал, – Кобрин распустил подчиненных, оставив при себе только командиров батальонов. Взглянул на наручные часы: что ж Никифоров-то молчит, зараза? Договорились же, что начинают по его сигналу. Вроде пора уж разведке с гаубицами разобраться…
Словно услышав мысленный призыв, к комбригу подбежал запыхавшийся радист, судя по петлицам – командир роты связи:
– Тарщ подполковник, разрешите обратит…
– Обращайся. Коротко и по делу.
– Разведгруппа вышла на связь в условленное время. Сообщают, что все в порядке, готовы начать по приказу.
– Отлично! – Не сдержавшись, Кобрин хлопнул лейтенанта по плечу, отчего у того едва не слетели с носа круглые очочки совершенно цивильного вида. – Радируй Никифорову и в артдивизион, чтобы начинали через пять минут от получения приказа. Давай, родной, давай, танки вон уж заждались, копытом бьют…
Развернувшись к застывшим комбатам, махнул рукой:
– Ну, чего застыли, славяне? Все слышали? К машинам, заводи! Тральщики начинают одновременно с артиллеристами, пока немцы от наших снарядов будут прятаться, глядишь, полдороги незамеченными разминируют. Остальным – атака по команде…
Глава 4
Окрестности Смоленска, август 1941 года
Артиллеристы не подвели, и гаубицы артдивизиона старательно перепахали снарядами позиции разведанных противотанковых батарей. Насколько успешно, Кобрин со своего НП – или, если попросту, с башни родной «тридцатьчетверки», куда он забрался с биноклем в руках, – судить пока не мог. Но выглядело достаточно обнадеживающе: вздымающиеся на добрых полтора десятка метров могучие кусты взрывов, затянувшие все пространство перед мостом дым и пыль, подброшенные высоко в воздух обломки бревен и еще чего-то, вовсе уж неопределяемого, екающие в груди толчки акустического удара. В какой-то миг он даже решил, что и мосту тоже хана, уж больно близко легла очередная серия разрывов – а много ли ему нужно? Пожалуй, что и парочки попаданий хватит, чтобы обрушить ажурные фермы или раздолбить к херам один из несущих «быков». Обошлось, корректировщики вовремя внесли необходимые поправки, и дивизион перенес огонь в глубину вражеской обороны.
