— Они отступили потому, что увидели вас, — сказал Торлейв. — Едва бы мы смогли их одолеть, если б вы не подоспели.
Кольбейн посмотрел на него с тихой улыбкой.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Ну-ка, покажи руку, что там у тебя?
— Ерунда, — сказал Торлейв. — Но если бы не ты, он бы мне голову разнес. Ты меня спас.
— Это ты меня спас! — возразил Кольбейн.
— Торве!
Вильгельмина шла навстречу Торлейву. Она улыбалась сквозь слезы и растирала их по щекам. Ее мальчишеский кафтан был весь облеплен снегом.
— Боже мой, Мина, — голос его дрогнул. — Как ты спустилась?
— Так же, как и ты! — Она бросилась к нему, и он обнял ее.
— Ты сошла с ума!
— Почему? Если можно тебе, то чем я хуже? — спросила она с обидою.
— Ты могла разбиться!
— А ты? — воскликнула она. — Я же молчала и ничего не говорила. У меня уже сил не было стоять там наверху и смотреть на вас! Что с твоей рукой?
— Ссадина, — махнул рукою Торлейв. — В основном куртка пострадала.
Вильгельмина обернулась к секретарю.
— Кольбейн! — слезы стояли в ее глазах.
— Девочка моя, — рассмеялся Кольбейн. — Должен тебе сказать, ты прекрасно поешь.
— Да поможет мне кто-нибудь наконец спуститься отсюда?! — взревел Стурла. — Или вы ждете, чтобы я спрыгнул с такой высоты и сломал себе вторую ногу?
— Подожди, Стурла! — крикнул Торлейв. — Сейчас я к тебе поднимусь.
— А что это за люди пришли с тобою, Никулас? — спросил Гамли, оглядывая лыжников.
— А ты присмотрись, — посоветовал Никулас. — Может, узнаешь кого!
— Боже мой, это же Ланглив, — сказал Гамли, и голос его сел.
И в самом деле, Ланглив в короткой синей юбке, подшитой шелковой полосою, в теплой куртке и шерстяном капюшоне, стояла в стороне и смотрела на него.
— Ланглив вызвалась проводить нас к Фискеверу, — рассказал Никулас. — Мне показалось, она изрядно зла на тебя, Гамли. Мы заметили дым с дороги только благодаря ей. Она сразу сказала, что он идет от старой лесной башни и что это вы, скорее всего, подаете знак.
— Торлейв! — жалобно позвал Гамли. — Ты ведь замолвишь за меня слово!
— Не сомневайся! — заверил Торлейв.
— Милая! — громко возгласил Гамли, шагнув навстречу жене. — Как же ты отыскала меня?
— Это было нетрудно, — отвечала Ланглив. Взгляд ее был вполне доброжелателен.
Торлейв поклонился:
— Простите нас, милая Ланглив!
Она подняла на него большие ясно-серые глаза:
— За что?
— За всё за это… — Вздохнув, Торлейв обвел рукою вершину холма и опушку леса, истоптанную, залитую кровью.
Ланглив слегка нахмурилась и покачала головой.
— Не думаю, что во всем этом виноваты вы, Торлейв, сын Хольгера, — сказала она. — Вы нашли, кого искали?
— Да! — отвечала Вильгельмина. — Мы нашли его, это мой отец. Вот он!
И она с гордостью указала на башню, что высилась над холмом. Там наверху, у входа в караулку, стоял замерзший Стурла и смотрел вниз, сердито стуча костылем о камень.
Глава 21
В числе тех, кто пришел с Никуласом, был и будущий его зять Улов, сын Эрлинга. Молодой человек готовился принять золотые шпоры из королевских рук, и его огорчило, что сегодняшняя битва закончилась без его участия. Вильгельмина с интересом разглядывала жениха Сигне, о котором та столько ей рассказывала. Улов, сын Эрлинга, был хорош собою: его светло-русые прямые волосы красиво обрамляли спокойное округлое лицо, карие глаза смотрели внимательно, — и Вильгельмина подумала, что он станет добрым мужем для Сигне. На нем, как и на Никуласе, была крестьянская одежда: плащ из добротного вадмала
[159], окрашенного в коричневато-зеленый цвет, и короткий кафтан с узкими рукавами, отороченный по вороту зимней белкой.
Ланглив привела своего работника Нарви и соседа Скафф-ти — последний, человек плотного телосложения и, по всей видимости, крепкий бонд и хороший хозяин, был в теплой стеганой ольпе, надетой поверх суконной куртки. Его сильно поредевшие на макушке волосы были собраны на затылке и заплетены в жиденькую косу. Гамли обнял своего друга. Похоже, он был почти счастлив. Лишь время от времени он виновато взглядывал на Ланглив, но та была занята ранеными. Она привезла с собою сундучок с бинтами и снадобьями и теперь принялась перевязывать Кольбейна, у которого ударом меча рассечена была бровь, и Торлейва — булава Халле содрала полосу кожи на его руке от локтя до кисти, и ссадина кровоточила. Ланглив промыла ее водой из фляги, присыпала золой и наложила повязку.
— Жаль, Гёде нет, — сказал Никулас. — Он смог бы отдать тебе свой долг, Торлейв.
— Если считать это долгом, то вы, Никулас, сын Торкеля, возвратили его с лихвой. Хотя я не думаю, что Гёде был мне чем-то обязан.
— Торлейв! — крикнул Стурла сверху. — Ни на кого другого у меня уж нет надежды, кроме тебя! Все же ты мой будущий зять! И потом, ведь это ты сломал лестницу.
— Прости, Стурла! — отозвался Торлейв. — Сейчас построю новую.
— Ты смеешься над стариком, Лейви? — спросил Стурла.
Торлейв пожал плечами:
— Да нет.
Он быстро срубил несколько березовых стволов и собрал простую лестницу, используя гвозди от старой. Он так ловко вгонял их в древесину — один за другим, обухом топора, — что Гамли невольно залюбовался его работой.
— Вот это называется, дело мастера боится! — сказал он. — Если б у меня в усадьбе работали так же споро, я бы, наверное, был уже самым видным бондом округи! А ты не собираешься, Торлейв, сын Хольгера, украсить эту лестницу резьбою?
— В другой раз.
Торлейв вынул изо рта последний гвоздь и, вогнав его двумя ударами, закончил работу.
Они вдвоем с Гамли поднялись наверх, обвязали Стурлу веревкой и бережно спустили его со скалы по лестнице. Стурла был тяжел, и его раздражала собственная беспомощность, поэтому все то время, что Гамли и Торлейв держали веревку, он ворчал и брюзжал. Однако, оказавшись внизу, мгновенно повеселел и бросился обниматься с Кольбейном и Никуласом.
— Сколько лет мы не виделись? — спрашивал Никулас.
— Не так уж и много, Никулас, сын Торкеля! Трех лет не прошло с тех пор, как мы встречались в Нидаросе на празднике гильдии суконщиков, — или запамятовал? Ты был приглашен, и жену твою я помню хорошо… Удивительно умная женщина.
