„Present Vows“ (sponsalia per verba de praesenti) считались законным, нерушимым браком, если за стадией взаимных клятв быть мужем и женой пара закрепляла духовную связь через физическую близость. Такой брак мог быть в дальнейшем расторгнут только в случае, если один из супругов решал вдруг вступить в монашество или по специальному разрешению Папы, по каким-то веским причинам.
Сложнее было с другим видом брачных обещаний, „Future Vows“ (sponsalia per verba de futuro), содержащих условие. Скажем, супруги обещали завершить клятвы фактической близостью в какой-то определенный срок в будущем или при условии, если один из приносящих клятву должен для завершения обряда что-то исполнить („я буду твоей через год, на Михайлов день, если к тому времени ты сделаешь то-то и то-то“, к примеру). Такой „отложенный“ брак расторгался легче. Например, если обе стороны по согласию решали, что они вовсе не хотят становиться парой через год, на Михайлов день. Или если один из давших обещание за этот год вступил в уже действующий, подкрепленный близостью, брак. От такого отложенного брачного обещания можно было считать себя свободным, если вторая сторона навсегда покидала Англию. Физическая неверность, заболевание проказой или отказ от христианской веры одной стороны тоже освобождали другую сторону от всех обязанностей. Правда, в конце XII века папа Александр III настаивал, что и завершенные, и отложенные браки должны рассматриваться как нерушимые, но большого успеха его точка зрения не имела…
Придворные у фонтана. Роман „Рено де Монтобан, или Сыновья Аймона“. Миниатюра 1467–1469 гг.
Свидетели обмена клятвами могли быть, но можно было и без них. Церемония вступления в брак могла иметь место в какой-то форме, но можно было обойтись и без церемонии. Как ни парадоксально это звучит, сегодня мы вернулись в этом вопросе к той свободе, которая была свойственна английскому Средневековью: каждый вступает в брачный союз на свой, подходящей именно данной паре, лад. Правда, в Средние века и без слов подразумевалось, что этот союз будет союзом длиной в жизнь, так что имущественные соглашения на каждую возможную жизненную ситуацию рассматривались тщательно и серьезно. И Церковь признавала такие браки действительными и нерушимыми.
Откуда подобная неформальность в эпоху, которая, как принято считать, параноидально относилась к сексуальности вообще и женской сексуальности в особенности? Грацианский кодекс это объясняет, рассматривая процесс вступления в брак состоящим из двух стадий: стадии изъявление намерения, во время которой между будущими супругами устанавливалась духовная связь, и стадии завершения, когда связь духовная подкреплялась связью физической. Ни к чему были свидетели, если при церемонии обмена клятвами присутствовал сам Бог, который, как известно, всегда и повсюду».
Церковный суд
Как правило, дела о разводе были в ведении Церкви, то есть церковного суда. Как пишет Мортимер, в средневековой Англии было несколько видов церковных судов. Самые важные из них — архидьяконские суды и епископские суды. В них рассматривались самые разнообразные дела, в основном имеющие морально-нравственную подоплеку. Если человек хотел обвинить кого-то в преступлении против нравственности, например, клевете или избиении жены, и они оба жили в одном архидьяконстве, обращаться нужно было в местный архидьяконский суд. В епископских судах рассматривались в основном апелляции и особо серьезные преступления.
Причем судиться было в принципе недешево. Заявление в суд стоило три пенса, иск — два шиллинга и один пенс, расследование — еще шиллинг, и т. д. С одной стороны это давало неоспоримое преимущество людям состоятельным, но с другой — отсекало любителей совать нос в чужие дела и доносить на соседей. Обличать чью-либо безнравственность получалось слишком накладно.
Мортимер перечисляет такие рассматриваемые церковными судами преступления, как клевета, пьянство, сквернословие, работа по воскресеньям (что было строго запрещено, в том числе и чтобы защитить права работников), непосещение церкви по воскресеньям, ересь, лжесвидетельство, незаконное получение милостыни, поедание мяса в постный день, нападение на священника, неуплата десятины, ростовщичество, плохое обращение с женами. Кроме того Церковь занималась делами о разводах (как уже говорилось — на основе кровного родства или невыполнения супружеских обязанностей), а также всеми судебными делами против священников, потому что те были подсудны только Церкви, но ни в коем случае не светским властям.
«Больше всего дел (от трети до двух третей) было посвящено различного рода преступлениям, связанным с сексом: в основном — прелюбодеянию, двоеженству и адюльтеру, а также проституции, рождению детей вне брака, гомосексуализму и инцесту. Все подобные дела рассматривались в епископских судах». Представитель епископа, рассматривающий дело, мог назначить в качестве наказания штраф, порку и всевозможные покаяния, начиная с простой обязанности нести свечи на воскресном шествии в церкви и заканчивая таким самоунижением, как стоять в белой простыне у дверей церкви три воскресенья подряд, признаваясь каждому в преступлении. Не явиться в церковный суд было нельзя — это фактически ставило человека вне общества, потому что в таком случае ему запрещалось посещать церковь до окончания судебного разбирательства, а если он и дальше не повиновался, ему грозило даже отлучение, то есть в буквальном смысле — социальная смерть.
Оммаж. Миниатюра. 1485 г.
Здесь надо немного пояснить, ведь раньше я уже упоминала, как Папа отлучал от Церкви королей и герцогов, но те продолжали жить как жили. Почему же для всех остальных отлучение было таким страшным наказанием?
Прежде всего дело в том, что королей отлучали в основном в раннее Средневековье, причем сразу вместе со всем их королевством. А это был период феодальной раздробленности, сеньор в своих землях был практически всесилен, и многие священники предпочитали подчиняться ему, а не Папе. Потому что Папа далеко, он может еще передумать, если политика поменяется, а король или герцог — вот он, рядом, не послушаешься, так и казнить может. При этом все равно некоторым королям и другим знатным сеньорам приходилось все же идти на поклон к Папе (как Филиппу Августу или императору Генриху IV). Потому что отлучение предполагало разрыв всех вассальных обязательств — никто из тех, кто приносил отлученному монарху клятву верности, больше не был обязан ему повиноваться.
Что уж говорить о частных лицах. Отлучение от Церкви означало, что человека не будут причащать, венчать, крестить его детей. Он не мог быть свидетелем в суде или занимать какую-либо должность, потому что его присяга больше ничего не стоила. Он не мог заключать сделки — по той же причине. А в случае смерти он не мог быть даже похоронен на кладбище. Человек отвергался обществом как при жизни, так и после смерти. Думаю, не нужно объяснять, что угроза отлучения действовала намного сильнее, чем любое, даже самое тяжелое и унизительное покаяние, которое могло грозить в качестве наказания за совершенное прегрешение.
