– Не говори об этом, – сказал он. – Пришло время оставить прошлое прошлому.
Они долго стояли, держась друг за друга. Наступила ночь; воздух был недвижим, влажный от росы. Девочки пели. Чудесная песня без слов, будто пение птиц.
– Они тебя ждут, – сказал Картер.
Она мотнула головой, не отрывая ее от его груди.
– Я не могу посмотреть им в глаза, не могу.
– Будь сильной, Рэйчел. Будь сильной, ради твоих детей.
Она позволила ему медленно поставить ее на ноги, взяла его под руку, крепко вцепилась обеими руками, чуть выше локтя. Картер повел ее вокруг бассейна, небольшими шажками, к задней двери. В доме было темно. Картер думал, что так будет, но не знал, почему. Это просто еще одна часть того, как все происходит в этом месте.
Они остановились у двери. Из дома слышался смех и скрип пружин: девочки прыгали на кроватях.
– Ты не откроешь ее? – спросила Рэйчел.
Картер не ответил. Рэйчел пристально посмотрела на него. В ее лице что-то переменилось. Она поняла, что он не пойдет с ней.
– Это должно произойти так, – объяснил он. – Теперь иди. Передай им от меня привет, хорошо? Скажи им, что я о них каждый день думаю.
Она в сильной нерешительности посмотрела на дверную ручку. Внутри радостно смеялись девочки.
– Мистер Картер…
– Энтони.
Она прикоснулась ладонью к его щеке. Она снова плакала; если честно, Картер и сам тихонько плакал. Она поцеловала его, и он ощутил не только мягкость ее губ, тепло ее дыхания и их соленые слезы, слившиеся на их лицах. Это не вкус горя, хотя его привкус в этом был, если по правде.
– Храни тебя Бог, Энтони.
И прежде чем он успел осознать это – прежде чем ощущение ее поцелуя пропало с его губ, – дверь открылась, и она исчезла.
76
20.30. Почти стемнело, конвой еле ехал.
Они оказались на прибрежной возвышенности, заросшей кустарником, на ухабистой дороге, похожей на стиральную доску. Первый автобус вел Чейз, напряженно глядя вперед и вцепившись в руль. Последний вела Эми.
Питер связался с Гриром, который ехал на заправщике, замыкавшем колонну.
– Еще далеко?
– Шесть миль.
Шесть миль со скоростью двадцать миль в час. Позади них уходило за горизонт солнце, тени начали исчезать.
– Скоро увидим мост через канал, – добавил Грир. – Перешеек сразу за ним, южнее.
– Всем. Надо прибавить, – сказал в рацию Питер.
Они разогнались до тридцати пяти. Питер повернулся, проверяя, все ли в колонне держат скорость. Интервал увеличился, а потом снова уменьшился. Кабину «Хамви» залило светом, первый автобус включил фары.
– Нужно ехать еще быстрее? – спросил Чейз.
– Пока что так.
Жесткий удар, они проехали глубокую рытвину.
– Эти автобусы на куски развалятся, – сказал Чейз.
Впереди появилась полоска света. Луна. Она быстро поднималась над горизонтом на востоке, яркая и пухлая. Вдали показался статный силуэт моста – похожий на нечто живое, с паутиной тросов, спускающихся с высоких опор. Питер снова взял в руку рацию.
– Водители, никто ничего не видит?
Никак нет. Никак нет. Никак нет.
Майкл и Лора глядели на ворота дока через стекло штурманской рубки. Дверь по левому борту открылась нормально, проблема была с правой. Дойдя до угла 150 градусов к стенке дока, встала намертво. Они пытались ее открыть уже часа два.
– У меня больше идей нет, – сообщил с причала Рэнд. – Думаю, это все, что у нас есть.
– Мы пройдем? – спросила Лора.
Створка двери весила сорок тонн.
Майкл не знал этого.
– Рэнд, спускайся вниз, в машинное. Ты нужен мне там.
– Извини, Майкл.
– Ты сделал все, что мог. Придется нам суметь.
Он повесил микрофон обратно на приборную панель.
– Блин.
Огоньки на панели погасли.
В двадцати восьми милях на запад все та же летняя луна поднималась над «Шеврон Маринером». Ее оранжевый свет залил палубу; покрытая масляной пленкой вода лагуны сверкала, будто охваченная пламенем.
Раздался удар, будто небольшой взрыв, и крышка люка улетела вверх. Не то чтобы улетела, прыгнула в ночное небо, будто по своей воле. Летела и летела вверх, со свистом вращаясь вокруг горизонтальной оси; а потом, будто человек, потерявший ход мыслей, как бы зависла в воздухе. Неуловимое мгновение не поднималась и не падала, будто наполненная какой-то волшебной энергией, отрицающей силу тяготения. Но нет. Она ринулась вниз, в зловонную воду.
И появился Картер.
Он с лязгом приземлился на палубу, смягчая удар ногами и сжимаясь всем телом: бедра в стороны, голова прямо, одна из когтистых ладоней касается палубы, для равновесия, будто нападающий, готовый ринуться в атаку. Его ноздри расширились, вбирая воздух, наполненный свежестью свободы. Ветер коснулся его кожи, щекоча ее. Картины и звуки бомбардировали его органы чувств со всех сторон. Он посмотрел на Луну. Его зрение было настолько острым, что он был в состоянии различить мельчайшие детали – ущелья и трещины, кратеры и каньоны – почти как трехмерные. Он ощущал ее округлость, ее огромный вес так, будто держал ее в руках.
Пора отправляться в путь.
Он забрался на вершину Аллен-центра. Находясь высоко над затопленным городом, Картер оценивал взглядом здания: высота, зацепки, ширина провалов между ними, подобных фьордам. В его сознании выработался маршрут, ясный и отчетливый, как предчувствие, что-то, известное абсолютно точно. Сотня ярдов до первой крыши, ярдов пятьдесят до второй, целых двести до третьей, но с понижением на пятьдесят, что позволит прыгнуть дальше…
Он отошел на задний край крыши. Во-первых, набрать начальную скорость, во-вторых, прыгнуть точно в нужный момент. Он присел, как спринтер.
Десять длинных шагов, и он полетел. Взлетел в освещенные Луной небеса будто комета, будто сошедшая со своего места звезда. Приземлился на следующую крышу, с запасом. Сгруппировался, перекатился, из переката снова побежал и прыгнул снова.
И берег силы.
В грузовом отделении третьей машины конвоя лежала Алиша, обездвиженная. Ее примотали к носилкам толстыми резиновыми жгутами, у плеч, поясницы и коленей; четвертый был натянут поверх лба. Ее правая нога была в шине, от лодыжки до паха; правая рука была закреплена поперек груди. Многие другие части ее тела были перевязаны, зашиты, стянуты.
Внутри ее тела шел быстрый процесс клеточного восстановления, свойственный ее расе. Но этот процесс был несовершенен и осложнялся обилием и сложностью полученных ею ранений. В особенности это касалось крыла подвздошной кости правого бедра, разлетевшегося на мелкие осколки. Пораженный вирусом, ее организм был способен на многое, но не на то, чтобы собирать пазл из осколков кости. Можно сказать, что Алиша Донадио была жива лишь в силу привычки – предрасположенности видеть истинную суть вещей, как она поступала всегда. Но у нее уже не хватало духу делать это теперь. Когда миновало время ломающихся костей, то, что она не умерла, все больше походило на наказание, и хорошим доказательством этому стали слова Питера. Ты предатель. Ты знала. Ты их убила. Ты убила их всех.
