– Я Питер.
Эми выпрямилась и шагнула вперед. Грир дернул веревку, и сеть, опутав Эми, взлетела вверх, ее вес снял спиннер с тормоза. Сеть завертелась быстрее и быстрее. Эми вопила и билась, запутываясь в ней. Майкл дернул вторую веревку, поворачивая стрелу поверх борта.
Грир отпустил свою веревку. Взвизгнул блок, и сеть полетела вниз. Питер подбежал к рейлингу и увидел всплеск внизу. Эми исчезла в воде, покрытой маслянистой пленкой.
Темнота.
Она крутилась, кувыркалась, падала. В нос ударил отвратительный запах воды, насыщенной химикатами. Вода наполнила ей рот. Залила нос, глаза и уши хваткой смерти. Она опустилась на илистое дно. Сеть крепко удерживала ее тело своими переплетениями. Ей надо дышать. Дышать! Она билась, рвала сеть когтями, но ей не выбраться. Изо рта вырвался первый пузырек воздуха. Нет, подумала она, не дыши! Так просто, расправить легкие, чтобы втянуть воздух. Ее тело требовало этого. Второй пузырь, и ее рот открылся, и внутрь хлынула вода. Она начала кашлять. Мир вокруг растворялся. Нет, это она растворялась. Ее тело отделилось от ее мыслей, оно стало чем-то отдельным, более ей не принадлежащим. Сердце начало замедлять свой ритм. Темнота, но иная. Она распространялась изнутри. Так вот как это случается, подумала она. Страх, боль, а потом смирение. Так вот как это случается, когда умираешь.
И она оказалась в другом месте.
Она играла на пианино. Странно, ведь она этому никогда не училась. Однако она делала это, и играла не просто хорошо, а мастерски. Ее пальцы плясали по клавишам. Нот у нее перед глазами не было, она играла по памяти. Печальная и прекрасная мелодия, полная нежности и сладостной грусти. Почему для нее это что-то совершенно новое и в то же время старое, будто она вспоминает нечто, что ей когда-то снилось? Продолжая играть, она уловила в мелодии закономерность. Она не произвольна, ноты идут определенными циклами. Каждый цикл представлял собой одну из вариаций общего эмоционального строя мелодии, мелодическую линию, не прекращающуюся, но перетекающую в следующую, будто гирлянда белья на веревке. Потрясающе! У нее было чувство, будто она научилась говорить на новом языке, намного более тонком и выразительном, чем язык слов, способном передать величайшие истины. Это радовало ее, очень радовало, и она продолжала играть. Ее пальцы ловко двигались по клавишам, ее дух парил в наслаждении.
Мелодия прошла кульминацию, она предчувствовала ее окончание. Прозвучали последние ноты. Повисли, будто пылинки в воздухе, а затем исчезли.
– Это было прекрасно.
Позади нее стоял Питер. Эми откинула голову и прислонилась к его груди.
– Я не слышала, как ты подошел, – сказала она.
– Не хотел тебя отвлекать. Я знаю, как тебе нравится играть. Не сыграешь мне другую? – спросил он.
– А ты хочешь?
– О да, очень, – ответил он.
– Поднимайте ее! – заорал Питер.
Грир посмотрел на часы.
– Еще нет.
– Проклятье, она захлебывается!
Грир продолжал смотреть на часы со спокойствием, приводившим Питера в бешенство. А потом поднял взгляд.
– Пора, – сказал он.
Она играла еще некоторое время, мелодию за мелодией. Первая была легкой, с оттенком юмора; от нее было ощущение, как от собрания в кругу друзей, где все говорят и смеются, а за окном темнеет; вечеринка продолжается и за полночь. Вторая – более серьезная. Она началась с низких звучных аккордов в басовой части клавиатуры, немного печальных. Мелодия сожаления о том, что сделано, чего не вернешь, об ошибках, которые уже не исправить.
Были и другие. Одна, будто взгляд в огонь. Другая – будто падающий снег. Третья – кони, мчащиеся галопом по высокой траве под голубым осенним небом. Она играла и играла. В мире столько чувств. Столько печали. Столько тоски. Столько радости. Всё наделено душой. Лепестки цветов. Полевые мыши. Облака, дождь, голые ветви деревьев. Всё это и многое другое было в мелодиях, которые она играла. Питер всё так же стоял позади нее. Эта музыка для него, это дар ее любви к нему. Она ощущала умиротворение.
Они перекинули сеть через борт и опустили ее на палубу. Грир достал нож и принялся резать веревки.
В сети лежало тело женщины.
– Поторопись, – сказал Питер.
Грир резко дернул нож на себя. В сети образовалась дыра.
– Берите ее за ноги.
Майкл и Питер вытащили Эми из сети и положили на палубу лицом вверх. Всходило солнце. Тело Эми обмякло и отливало синевой. На голове ее были короткие, будто ворс, черные волосы.
Она не дышала.
Питер рухнул на колени. Майкл сел Эми на живот, сложил ладони одну поверх другой и поставил ей на грудину. Питер подсунул левую руку под затылок и слегка приподнял голову Эми, чтобы открылось дыхательное горло. Пальцами зажал ей нос, приложил губы к ее губам и дунул.
– Эми.
Ее пальцы замерли, и комнату охватила внезапная тишина. Она подняла руки над клавиатурой, выпрямив пальцы.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, – сказал Питер.
Она протянула руку через плечо, взяла его левую руку и прижала его ладонь к своей щеке. Кожа холодная, пахнущая рекой, он часто проводил время там. Как чудесно всё это.
– Говори.
– Не оставляй меня, Эми.
– Почему ты думаешь, что я куда-то уйду?
– Еще не время.
– Я не понимаю.
– Ты знаешь, где ты?
Она хотела обернуться, чтобы увидеть его лицо, но не смогла.
– Знаю. Думаю, что знаю. Мы на ферме.
– Тогда ты знаешь, почему ты не сможешь остаться.
Ей внезапно стало холодно.
– Но я хочу остаться.
– Слишком рано. Прости.
Она начала кашлять.
– Мне нужно, чтобы ты была со мной, – сказал Питер. – Есть то, что мы должны сделать.
Кашель стал сильнее. Она содрогалась всем телом. Ее руки и ноги стали холодными, как лед. Что с ней происходит?
– Вернись ко мне, Эми.
Она задыхалась. Сейчас ее стошнит. Комната начала исчезать. Вместо нее появлялось нечто другое. Резкая боль в груди, как от удара кулаком. Она согнулась пополам, вокруг больного места. Изо рта полилась вода, противная на вкус.
– Вернись ко мне, Эми. Вернись ко мне…
– Вернись ко мне.
Лицо Эми всё так же было обмякшим, тело – неподвижным. Майкл считал в промежутках между нажатиями. Пятнадцать. Двадцать. Двадцать пять.
– Проклятье, Грир! – заорал Питер. – Она умирает!
– Не останавливайся.
– Это не работает!
Питер наклонился к ней еще раз, зажал ей нос и дунул.
