Однако всё это едва ли подготовило меня к тому, что я увижу. Цвет кожи был неестественно бледно-серым, почти трупным. Волосы, которые у меня заново отросли волшебным образом, образовали идеально треугольную «вдовью горку». Глаза приобрели розоватый оттенок, как у альбиноса. Но последний нюанс поразил меня окончательно. Поначалу я подумал, что мне показалось. В уголках рта из-под верхней губы торчали, будто две сосульки, два клыка на фоне совершенно нормальных зубов.
Дракула. Носферату. Вампир. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не закатывать глаза, произнося эти имена. Однако вот он, я, волшебное воплощение мечты Джонаса Лира, ожившая легенда.
Я дернулся, услышав хруст гравия под колесами на подъездной дороге. Я как раз выходил из уборной, когда комнату залил свет фар. И я метнулся за вешалку для пальто как раз вовремя. Дверь распахнулась, впуская внутрь поток весеннего воздуха. Женщина, которую звали Джанет Дафф – ее имя я узнал, прочитав диплом в рамке, висевшей над заваленным счетами рабочим столом в ее спальне, – вошла внутрь, неуклюжая, одетая в цветастую блузку, белые брюки из полиэстера и приличествующие дежурящей в ночную смену медсестре туфли. Она сразу же положила связку ключей на стол у двери, сбросила туфли, кинула набитую всякой всячиной сумочку на кресло и пошла на кухню. Вскоре оттуда раздался звук открываемого холодильника, а затем плеск и бульканье наполняемого бокала. В следующий момент, отпив изрядное количество вина, достаточное, чтобы успокоить душу (я ощутил его запах, дешевое «Шабли», скорее всего, из картонного пакета), Сестра Дафф вернулась в гостиную со стаканом размером с банку для краски, включила огромный телевизор и плюхнулась на диван, красочно расплываясь по его подушкам.
Не знаю, как она умудрилась не заметить меня за вешалкой, разве что мое новое состояние дало мне способность стоять совершенно неподвижно – вид маскировки, в результате которой я был практически незаметен усталому, замыленному взгляду. Я смотрел, как она переключает программы – полицейский сериал, погодный канал, документальный фильм о тюрьме, – пока она не остановила свой выбор на реалити-шоу, можешь себе представить, о соревновании по выпечке кексов. Вино глоток за глотком наполняло ее, и я понимал, что очень скоро под алкогольной анестезией Сестра Дафф захрапит. Однако на меня надвигался разящий клинок рассвета, а еще у меня были другие разные дела – найти наличные, машину и безопасное место, где переждать светлое время суток. Так что я не видел причин медлить. Я вышел из укрытия и предстал перед ней.
– Кхе-кхе.
Я не убил ее сразу. Опять же, я не пытаюсь оправдываться, призываю лишь к терпению. Надо было получить информацию, вследствие этого Сестра Дафф должна была быть жива.
Укус, и дело было сделано. Женщина сразу же потеряла сознание, ее глаза закатились, дыхание почти прекратилось, а тело обмякло. Подобно заботливому жениху, я взял ее на руки, отнес в спальню и положил поверх покрывала. Затем пошел в ванную и налил ванну. К тому времени, как я вернулся к ней, превращение уже началось. На ее губах была белая пена, ее пальцы и руки начали подергиваться. Она стала стонать, потом рычать, а потом умолкла. Ее тело сотрясла серия судорог, таких мощных, что я боялся, что дорогая сестра Дафф сломается, будто крекер.
А затем это случилось. Наиболее близкой аналогией, которую я могу предложить, будет видеосъемка распускающегося цветка, прокрученная с большой скоростью. С хрустом хрящей ее пальцы начали удлиняться. Волосы внезапно отделились от головы и веером рассыпались по подушке. Черты ее лица начали уплощаться, будто разъедаемые кислотой, теряя индивидуальные черты. К этому времени судороги ослабли. Ее глаза были закрыты, а лицо выглядело почти умиротворенным. Я сел на кровать рядом с ней и начал тихо подбадривать ее. От ее тела начало исходить зеленое свечение, заполняя комнату неярким, как в детской, светом. Ее челюсти распахнулись и стали удлиняться, превращаясь в нечто похожее на собачью пасть. Зубы высыпались из ее рта, будто горсть кукурузных зерен, давая путь частоколу острых пик, прорывающихся сквозь окровавленные десны.
Это было мерзко. Это было прекрасно.
Она открыла глаза. Сначала долго глядела на меня. Каким пафосом был наполнен этот взгляд! Мы, каждый из нас, играем роль в нашей собственной повести, таким образом мы обретаем смысл нашей жизни. Однако женщина, которая была сестрой Дафф – помощницей больных и страдающих, коллекционером стеганых одеял и маслобоек, потребителем «Май-тай», «Маргарит» и «Багама-мама», дочерью, сестрой, мечтателем, целителем, старой девой, – утратила память о себе. Теперь она была частью меня, продолжением моей воли. Захоти я, она бы на одной ноге плясала, делая вид, что играет на невидимой укулеле.
– Тебе не надо бояться, – сказал я, беря ее за руку. – Это всё к лучшему, вот увидишь.
Я снова поднял ее на руки. Моя сила была такова, что ее изрядное тело было для меня будто игрушка. Ко мне пришли воспоминания. Однажды я носил на руках женщину, вот так. Хотя обстоятельства были совершенно иными, тогда мне тоже казалось, что она ничего не весит. Это воспоминание вызвало во мне ощущение почти что нежности, настолько ошеломляющее, что я на мгновение засомневался. Но были вещи, которые я должен был узнать, была обязанность, которую я должен был исполнить, своего рода доброта в ударе наотмашь.
Я отнес Сестру Дафф в ванную и остановил ее тело над водой. В силу какого-то остаточного женского инстинкта она обвила руки вокруг моей шеи. Воду она еще не заметила, как я и надеялся. Я пристально смотрел ей в глаза, излучая утешительные мысли. Ее вера в меня была абсолютна. Кто я был для нее? Отец? Любовник? Спаситель? Бог?
Очарование момента пропало сразу же, как ее тело коснулось воды. Она начала неистово дергаться, изо всех сил пытаясь освободиться. Но ее силе было далеко до моей. Надавив на ее плечи, я погрузил ее лицо горгульи под воду. Ее страх и недоумение пронзили меня. Какое предательство! Какой неслыханный обман! В другом это бы вызвало желание милосердия, однако во мне эти чувства лишь укрепили решимость. Я ощутил, как она вдохнула первую порцию воды. Ее тело сотряслось, как от мощной икоты. Она сделала второй глоток, потом третий, наполняя водой легкие. Последняя смертная судорога, и ее не стало.
Я сделал шаг назад. Первый эксперимент выполнен, настала очередь второго. Я считал секунды, ожидая ее возвращения в обычное человеческое тело. Когда ничего не произошло, я вытащил ее тело из воды и уложил ее на пол, лицом вниз, думая, что это может ускорить процесс. Но шли минуты, и я был вынужден признать, что превращения не произойдет. Сестра Дафф навсегда ушла из этой жизни.
Я вышел из ванной и сел на кровать, принадлежавшую этой женщине, чтобы обдумать ситуацию. Единственный вывод, который я мог сделать, состоял в том, что эффект трансформации при смерти в воде присущ лишь мне одному. Что мои потомки не наделены подобным даром воскрешения. Однако почему же так случилось? Почему я сижу здесь, выглядя практически в точности тем же человеком, которым я был когда-то, а она лежит на полу ванной, будто выброшенное на берег морское чудище? Я был не в силах объяснить это. Был ли я просто более прочной версией нашей расы, будучи альфой, началом, Зиро? Или это различие порождается не телом, а умом? Тем, что я хотел жить, а она – нет? Я попытался осознать свои чувства. Которых у меня на самом деле не было. Я утопил в ванной невинную женщину, однако чувства мои были совершенно бесцветны. С того момента, как я погрузил свои клыки в мягкую плоть ее шеи и сделал первый глоток, сладкий, как конфета, она перестала существовать как отдельная от меня личность. Стала чем-то вроде придатка. Убить ее, с точки зрения этой морали, было ничуть не более серьезным действием, чем обрезать себе ноготь. Возможно, в этом и заключается различие. В единственном смысле, реально имевшем для меня значение, сестра Дафф уже была мертва, когда я погрузил ее в воду.
