– Сначала в Гринвич. Моя мама уже, наверное, беспокоится. Затем, полагаю, в Бостон.
Ей больше не требовалось ничего говорить, всё и так было ясно. Джонас скоро вернется домой.
– Я понимаю, – сказал я.
Мы взяли такси и поехали на Центральный вокзал. С момента ее заявления мы едва перекинулись парой слов. У меня было ощущение, что я стою перед расстрельной командой. Будь отважен, сказал я себе. Будь мужчиной, который стоит прямо, с открытыми глазами, глядя на направленные на него дула.
Объявили ее поезд. Мы дошли до платформы. Она обняла меня и начала плакать.
– Я не хочу этого делать, – сказала она.
– Тогда не делай. Не садись в поезд.
Я ощутил ее нерешительность. Даже не в словах. Я ощутил это в ее теле. Она просто не могла заставить себя уехать.
– Я должна.
– Почему?
– Я не знаю.
Мимо спешно шли люди. Затрещал динамик над головой. «Заканчивается посадка на Нью-Хэйвен, Бриджпорт, Вестпорт, Нью-Канаан, Гринвич…»
Дверь начала закрываться, скоро ее закроют на запор.
– Тогда возвращайся. Сделай то, что должна сделать, и потом возвращайся. Мы можем куда-нибудь уехать.
– Куда?
– В Италию, Грецию. На остров в Тихом океане. Куда-нибудь, где нас никто не найдет.
– Хотелось бы.
– Скажи «да».
Застывшее мгновение. И она кивнула, уткнувшись в меня.
– Да.
Мое сердце воспряло.
– Сколько тебе надо времени, чтобы уладить дела?
– Неделя. Нет, две.
– Сделай это за десять дней. Встретимся здесь, под часами. Я всё приготовлю.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Наверное, с самого начала любила.
– А я даже до того тебя любил.
Последний поцелуй, и она зашла в поезд. Развернулась и снова обняла меня.
– Десять дней, – сказала она.
Я стал готовиться. Было несколько вещей, которые надо было сделать. Спешно написал письмо декану с просьбой об отпуске за свой счет. Меня уже не будет здесь, чтобы узнать, удовлетворили ли мою просьбу, но меня это не особенно волновало. Своей жизни за пределами ближайших шести месяцев я не представлял.
Я позвонил другу-онкологу. Объяснил ситуацию, и он описал мне, что произойдет. Да, будет и боль, но по большей части – медленное угасание.
– Это не то, с чем ты справишься в одиночку, – сказал он. Когда я ничего не ответил, он вздохнул. – Позвони, дам рецепт.
– На что?
– На морфий. Это поможет.
Он помолчал.
– Знаешь, под конец людям выпадает больше страданий, чем они могут вынести, если честно.
Я сказал, что понял его, и поблагодарил его. Куда нам отправиться? Я читал статью в «Таймс» про остров в Эгейском море, где половина населения доживала до ста. Этому не было четкого научного объяснения, жители, по большей части пастухи, просто воспринимали это как данность. «Время здесь течет по-другому», – сказал один из них в разговоре с журналистом. Я купил два билета в первом классе до Афин, нашел в интернете расписание паромов. Паром ходил на остров лишь раз в неделю. Нам придется два дня ждать в Афинах, но есть в мире места и похуже. Мы сможем посетить храмы, великие неуничтожимые памятники утерянного мира, а затем исчезнем.
Настал назначенный день. Я упаковал чемоданы. С вокзала мы должны были отправиться прямиком в аэропорт, рейс вылетал в десять вечера. Я едва соображал, мои чувства пребывали в полнейшем хаосе. Счастье и печаль сплавились воедино. По глупости я больше ничего не спланировал на этот день и был вынужден сидеть в квартире чуть не до вечера. У меня не было никакой еды, поскольку я освободил холодильник, но я сомневаюсь, что смог бы тогда что-то съесть.
Я взял такси и поехал на вокзал. Снова пять часов, тот же самый назначенный час. Лиз должна была съездить в Гринвич в последний раз на амтраковском поезде, идущем до Стэнфорда, а потом поехать на пригородном до Центрального вокзала. С каждым кварталом города, который миновала машина, меня охватывала всё большая целеустремленность. Как лишь немногие из людей, я знал, для чего я родился в этом мире. Всё происшедшее в моей жизни вело меня вперед, к этому моменту. Я расплатился с таксистом и вошел в здание вокзала. Была суббота, и народу внутри было не так много. На переливающемся циферблате часов стрелки показывали 4.36. Поезд Лиз должен был прибыть через двадцать минут.
«На шестнадцатый путь прибывает…» – донеслось из динамиков. Мой пульс участился. Я уже подумал пойти на платформу, чтобы встретить ее там, но мы можем потерять друг друга в толпе. Поток пассажиров хлынул в главный зал. И вскоре стало ясно, что Лиз среди них нет. Может, она села на тот поезд, что попозже, по линии из Нью-Хэйвена они раз в тридцать минут ходят. Я проверил телефон, но не увидел никаких сообщений. Прибыл следующий поезд, и Лиз в нем тоже не было. Я начал беспокоиться, что что-то случилось. Я еще не понял, что она передумала, хотя такая мысль уже была на подходе. В шесть я позвонил на ее мобильный, но там сразу же включилась голосовая почта. Неужели она его выключила?
Поезд за поездом. Паника во мне нарастала. Становилось очевидно, что Лиз не приедет, однако я продолжал ждать, продолжал надеяться. Я висел над пропастью на кончиках пальцев. Я снова и снова пытался позвонить на ее мобильный, с одинаковым результатом. «Это Элизабет Лир. Я не могу принять ваш вызов». Движущиеся стрелки часов будто насмехались надо мной. Девять часов, десять. Я прождал пять часов. Что же за дурак я был.
Я вышел из вокзала и пошел пешком. Воздух был холодным, а город выглядел огромным мертвым зверем, какой-то чудовищной шуткой. Я не стал ни застегивать пальто, ни надевать перчатки, чтобы четче ощущать обжигающий холод и ветер. Некоторое время спустя я огляделся и понял, что оказался на Бродвее, рядом с «Флэтайроном». Понял, что забыл чемодан на вокзале. Подумал было вернуться, чтобы забрать его – наверняка кто-нибудь подобрал его, – но огонек этого желания быстро погас сам по себе. Чемодан. Какая разница? Конечно, надо учитывать, что там морфий. Пусть поразвлекутся те, кто его нашел.
Следующим логичным шагом было вдрызг напиться. Я вошел в первый попавшийся ресторан в вестибюле офисного здания, изящный, роскошный, сплошь хром и натуральный камень. За столиками сидели несколько парочек, люди ели, хотя время уже было за полночь. Я сел у бара, заказал скотч и выпил его раньше, чем бармен успел поставить бутылку на место. Попросил повторить.
– Простите. Вы же профессор Фэннинг, не так ли?
Я обернулся и увидел женщину через два стула от меня. Молодая, немножко полноватая, но великолепно выглядящая, на вид родом из Индии или с Ближнего Востока, с черными, как вороново крыло, волосами, пухлыми щеками и губами бантиком. Ниже пояса на ней была в целом сексуальная черная юбка, выше – тонкая блузка сливочного цвета. На барной стойке перед ней стоял бокал чего-то фруктового, на краях которого виднелись отпечатки губной помады цвета ржавчины.
