Уголок рта эскритора дрогнул. Он едва не улыбнулся.
– О, это исключительно благородно, ваши величества. Я не могу говорить с полнейшей уверенностью, но думаю, что Его Святейшество даст согласие на ваше предложение.
Значит, Ауксис полагал, что все в Наббане останется без изменений, если не считать того, что Верховный Престол примет участие в мирных переговорах.
«Ну, это мы еще посмотрим», – подумала Мириамель.
– Соглашение будет напечатано в виде открытого документа, прочитано и вывешено для ознакомления во всех церквях по всему Наббану, – сказала королева вслух.
Это вновь вызвало неудовольствие у эскритора, но теперь он лучше скрывал свои чувства.
– Конечно, конечно, ваше величество, я не вижу к тому никаких препятствий. А теперь, я надеюсь, мы можем начать планировать визит ваших величеств.
– Превосходно, – сказала Мириамель. – Мы будем счастливы начать планировать присутствие Верховного Престола на свадьбе – и наше участие в решении других проблем Наббана, конечно, – как только у нас появятся свидетельства того, что Святейший Отец согласился принять наши королевские советы.
Ее слова ударили в Ауксиса, словно молния. Впервые его речь перестала быть плавной. И вновь в зале наступила тишина.
– Но ваши величества! Я… – Он заставил себя немного успокоиться. – Ваши величества, несомненно, я вас неправильно понял. Путешествие в Наббан занимает две недели, даже на самом быстром корабле. Свадьба состоится через месяц с небольшим. Как я могу доставить вам согласие Ликтора вовремя, чтобы вы успели прибыть на свадьбу?
– Я не сомневаюсь, что Святейший Отец не мог отправить своего посланца, не предоставив ему необходимых полномочий, – снисходительно сказала королева. – Но если подобные вопросы находятся вне сферы ваших возможностей, мы отнесемся к этому с пониманием и будем терпеливо ждать ответа Ликтора. И если мы не успеем в Наббан к свадьбе, то сможем прибыть туда позже и помочь примирить враждующие стороны.
Впервые за все время Ауксису стало не по себе, более того, он выглядел потерянным. Мириамель не смогла отказать себе почти в детском удовлетворении, когда смотрела на привлекательного, могущественного человека, оказавшегося в полнейшем замешательстве.
– Я не знаю, что сказать, ваши величества. Должен признать, что Его Святейшество очень сильно нуждается в присутствии вас обоих в Наббане – я уверен, что и вы заинтересованы в сохранении мира в крупнейшем вашем вассале, – но речь идет о ближайших сроках.
– Нас обоих? – Мириамель сделала вид, что удивлена. – Что вы хотите сказать? – Она изобразила задумчивость. – О, теперь я понимаю. Очевидно, произошло недопонимание. Использование королевского «мы» часто сбивает с толку. Мы не можем оба посетить Наббан даже после того, как все вопросы, связанные с нашими советами, будут решены. Как правители, мы уже и без того слишком долго отсутствовали в Эркинланде, и особенно в Хейхолте. Лишь я смогу отправиться в Наббан. Король Сеоман останется здесь.
– Все так, – сказал Саймон и, хотя он долго возражал против такого варианта, сейчас никак этого не показал. – И могу вам сказать, что, если вы намерены оспорить данное решение, советую вам поберечь дыхание, эскритор.
Ауксис лишь молча смотрел на них. Его помощники шептались между собой – казалось, будто свежий ветер шелестит в высокой траве.
– Итак, если вы хотите передать Его Святейшеству Ликтору наши предложения, ваше высокопреосвященство, пожалуйста, поспешите, – сказала Мириамель. – Как вы сами сказали, времени у нас нет.
Она встала, а за ней, с некоторым опозданием, поднялся Саймон. Придворные склонили головы. Даже пребывавший в смятении Ауксис опустил подбородок к груди, хотя в данном случае это выглядело так, словно он молился о терпении.
На сей раз Мириамель радовалась, что оделась в полном соответствии со своим положением. Ее платье шуршало и шелестело, а драгоценности звенели так, что она ощутила невероятное удовлетворение, когда выходила из тронного зала.
Глава 48. Маленькие лодки
Морган старался не отставать от факелов ситхи, но как только спустилась ночь, лес ожил, пытаясь смутить и посмеяться над ним. Поднялся ветер, деревья хлестали его ветвями и пытались схватить сучковатыми пальцами. Иногда ему казалось, что он уже почти видит лица, возникающие на их коре в мерцающем пламени факелов, разгневанные лица, желавшие, чтобы он покинул лес или умер. Тихие недавние сумерки сменились хором ночных звуков, воплями, трелями и топотом тысяч маленьких существ. И хотя сначала Морган изо всех сил старался запомнить направление, в котором они двигались, ситхи сворачивали в разные стороны так часто, ни разу не воспользовавшись даже звериными тропами или какими-то вехами, что он быстро прекратил свои бесплодные попытки.
– Как ты думаешь, куда они нас ведут? – спросил он час спустя.
Эолейр лишь покачал головой.
– Скоро узнаем, – ответил он. – Ситхи неохотно делятся своими секретами, в особенности когда речь идет о том, где они живут. Вам бы стоило спросить у своего деда, как ему довелось перейти из зимы в лето, чтобы добраться до их поселения.
Слова Эолейра показались Моргану бессмысленными, как и большинство историй, которые ему рассказывал дед о ситхи.
Они продолжали идти через лес, следуя за окутанными тенями фигурами, которые ни разу не остановились, и, казалось, так хорошо знали дорогу, словно шли днем по улицам родного города. У Моргана возникло ощущение, что он погрузился в глубокий сон где-то между полуднем и этим моментом и все происходящее – это лишь история, рассказанная ему окутанным дремотой разумом.
В детстве Морган представлял ситхи по рассказам дедушки и бабушки и всегда думал, что они практически иллюзорны, похожи на призраков, что способны появляться и исчезать в лучах лунного света или материализоваться возле постели, чтобы выполнить твое желание. Позднее он начал понимать, что это живые существа, но его детские фантазии продолжали таиться в глубинах сознания. И ему никогда не приходило в голову, что они могут оказаться такими реальными, обладать настоящими телами и носить одежду, что у них жесткие лица и внимательные, пытливые глаза.
Периодически он слышал обрывки песен или видел, как кто-то из них перепрыгивает через препятствие с изяществом оленя, и они вновь становились носителями магии. Но когда он споткнулся, из темноты протянулись руки, которые помешали ему упасть, и их прикосновение было жестким и равнодушным, не как у родителя, оберегающего ребенка, а стража, ведущего пленника к месту заключения.
По мере того как путешествие продолжалось, беспокойство Моргана росло, а потом появился гнев. Неужели они с Эолейром из посланцев превратились в пленников?
В какой-то момент, когда луч лунного света пробился сквозь кроны деревьев, Морган оглянулся и увидел Танахайю, которую несли на носилках. В коротком проблеске голубого света ее лицо оставалось таким же бледным и застывшим в неподвижности мрамора, и тогда он подумал, что их марш больше похож на похоронную процессию. Что будет с Морганом и графом, если она умрет? Обвинят ли их фейри в том, что с ней случилось?
