– Да, так и будет, – сказал он и сделал глубокий вздох. – Подождите, смотрите. К нам идет ваш отец?
Она удивилась и оглянулась назад.
– Я его не вижу…
Пасеваллес сильно толкнул ее в спину. Руки Иделы взлетели вверх, словно в жесте удивления. Сначала она ударилась о стену несколькими ступенями ниже, а потом покатилась, переворачиваясь через голову, по узкой винтовой лестнице, пока не скрылась из вида. Пасеваллес быстро спустился и обнаружил ее у основания лестницы – голова свисает со ступеньки, одна рука неловко завернута за спину, платье задралось, ноги широко разбросаны в стороны – в точности как забытая ребенком тряпичная кукла.
Пасеваллес присел рядом на корточки. Лицо и руки вдовствующей принцессы были расцарапаны, в уголке рта пузырилась кровь. Когда он наклонился ближе, то уловил ее дыхание – хриплое, но достаточно ровное.
Пасеваллес покачал головой, встал и поставил ногу в сапоге на щеку принцессы Иделы, не обращая внимания на закатившиеся глаза под полуприкрытыми веками, резко надавил и повернул ногу, пока не услышал, как затрещали ломающиеся шейные позвонки. Потом он спрятал письмо из Наббана за пояс панталон и принялся звать на помощь. Пасеваллес кричал так громко, что по лестнице прокатилось эхо.
Самое забавное, думал король, что хотя почти все остальное, казавшееся в детстве большим – деревья, стены и люди, – уменьшалось по мере того как Саймон рос, Хейхолт теперь представлялся ему огромным и совсем не таким, как во времена молодости.
«Быть может, дело в том, что я узнал, сколько всего находится под ним, – подумал он. – Быть может, теперь я гораздо больше знаю о тайнах, которые он прячет, чем многие другие люди».
Трудно чувствовать спокойствие и уверенность, когда ты знаешь, что большой и хорошо знакомый тебе дом, где ты вырос, построен над совершенно отдельным замком, к тому же замком ситхи, который столетиями никто не исследовал и который полон опасных тайн.
– Разве ты не хочешь рассказать нам правила, дедушка? – осведомилась Лиллия. – Или так и будешь стоять и смотреть в землю?
Он поднял голову, немного удивленный собственным поведением и накатившим на него приступом задумчивости.
– Послушай меня, юная леди. Тебе не следует быть такой строгой с королем, или ты можешь оказаться в темнице так быстро, что и сама не заметишь, как это произошло.
Лиллия и ее друзья должным образом сделали вид, что ужасно испугались, и Саймон улыбнулся. Его внучка нашла себе несколько товарищей для игр, двух девочек Роусон и двух мальчиков, практически ее ровесников, юных родственников графа Осрика, в возрасте между детством и взрослостью, которым не терпелось поскорее вырасти. Он молился, чтобы им удалось подольше сохранять романтические представления о взрослости и мужественности, а ему не придется посылать их на войну.
– Ну?
– Извините, принцесса Лиллия Суровая, – сказал он. – Я размышлял о том, как выдам тебя за толстого и властного принца, который будет съедать все сласти, ничего не оставляя тебе.
– Нет, ты так не поступишь. А теперь расскажи нам правила. Почему игра называется «Король Остролист»?
– Потому что так звали эрнистирийского короля, который правил здесь много лет назад – точнее, почти всем севером. И он был не эйдонитом, а язычником!
– Тогда почему бог позволил ему править в Хейхолте?
– О, со временем он потерпел поражение. Ведь он уже не король, верно? А мы не Эрнистир, так? И хватит вопросов, дитя. Это игра в прятки, и мы притворимся, что стали священниками-эйдонитами.
– Мы уже знаем, как играть в прятки, дедушка.
– О, здесь все иначе. Священники не предают друг друга. – И он объяснил, что сначала должен спрятаться только один, а все остальные его искать, и если игрок нашел того, кто спрятался, он прячется вместе с ним. – И тогда тот, кто останется последним, становится Королем Остролистом, а потом он – да, Лиллия, или она – будет первым прятаться в следующей игре. Вы все поняли?
– Но, если последний – это Король Остролист, зачем ему потом прятаться? Я думала, он должен искать остальных священников.
Саймон вздохнул:
– Если честно, очень непросто делать что-то с тобой.
* * *
Первым выпало прятаться одному из юных родственников Осрика, и Саймон, который знал замок лучше детей, вскоре нашел его в кладовой, в задней части Резиденции на первом этаже. Он прошептал мальчику, чтобы тот помалкивал, и сел рядом с ним, подождать, когда остальные обнаружат их убежище. Вскоре в темноте и тепле замкнутого пространства глаза Саймона начали закрываться.
«Это не имеет никакого смысла, – подумал он. – Когда мне снятся сны, я иногда просыпаюсь несколько раз за ночь, мое сердце бьется, как боевой барабан, и потом мне трудно снова заснуть. А в некоторые дни я хожу точно в тумане после сна, который не запомнил. Но сейчас, когда по какой-то причине сны от меня сбежали, я все еще чувствую себя усталым и глупым. Проклятое Дерево, это несправедливо!»
Было странно снова играть в детскую игру. Его собственный сын Джон Джошуа редко участвовал в подобных забавах, ему больше нравилось читать или просто сидеть и о чем-то размышлять. Саймон помнил, как сын усаживался на стуле, который был ему велик, и серьезно смотрел в небо, словно небесный свод сам по себе являлся книгой и юный Джонно легко ее читал.
Его воспоминания были неожиданно прерваны, когда старшая девочка Роусон нашла их и втиснулась в маленькую кладовую. Она принялась возбужденно шептаться с мальчиком, и их голоса напомнили королю шелест ветра в ивах, но Саймон уже успел ускользнуть к еще более давним временам – давним, но вовсе не обязательно счастливым.
«Что нам следовало сделать иначе? – спрашивал себя он, как множество раз в прошедшие годы. – Могли ли мы с Мири лучше защитить нашего сына? Но кто способен остановить болезнь и победить лихорадку? Лучшие целители и врачи страны делали все, что было в их силах, Тиамак и многие другие, но с тем же успехом они могли стоять на берегу и смотреть, как он тонет, не в силах до него дотянуться и помочь».
Воспоминания о последних днях принца, столь холодные и отвратительные, что они сами по себе казались ядом, грозили снова поглотить его. Он заставил себя вернуться в настоящее, к шепоту детей в темной кладовой. Их нашел второй мальчик и теперь смеялся вместе с двумя другими детьми. Саймон постарался заставить их замолчать. Неужели они не понимают, как следует играть в эту игру? Важно оставаться ненайденным как можно дольше, пока не останется только один, не понимающий, куда делись остальные.
Один. Теперь, когда Саймон вспомнил те несколько игр, в которых участвовал, ему стало ясно, что ему никогда не нравилось играть в «Короля Остролиста». Ведь если ты остался последним, когда все спрятались и сидят в тепле и уюте, тихонько хихикая, ты чувствовал себя таким одиноким.
Их нашла еще одна девочка Роусон, младшая, которую звали Элли-как-то-там. Она даже слегка поплакала из-за того, что так долго была одна.
