Морган вздохнул:
– Ради бога, просто пошли их лорду Джеремии, королевскому камергеру, и он с тобой расплатится.
– Но в этом как раз и дело, – сказал Хэтчер. – Перед тем, как вы отправились на север, лорд-камергер прислал письмо, очень строгое, в котором уведомил меня, что больше не намерен погашать ваши долги из таверны. Так он написал. И еще добавил, что мне больше не следует их ему присылать. Теперь вы должны сами по ним расплачиваться.
Мелкая неприятность неожиданно превращалась в очень серьезную причину для тревоги.
– Это ошибка, – сказал Морган. – Я уверен, что ошибка. Напиши ему снова.
– Я писал три раза. И в последний раз он ответил. – Хэтчер оказался в серьезной западне, с одной стороны, ему хотелось ублажить принца, но с другой, он мог потерять свое заведение. – И проблема состоит в том, ваше высочество, что вы должны… – Он наклонился так, что его бородатое лицо оказалось рядом с ухом Моргана. – Два золотых и пригоршню серебра. И это не считая двери, выбитой в прошлом декабре. Мне пришлось ее заменить, вместе с петлями и всем прочим.
– То есть ты хочешь сказать, что мне здесь уже не рады? – спросил Морган, изо всех сил стараясь наполнить свой голос благородным возмущением.
– О, клянусь всеми святыми, конечно, я вам рад! – Хэтчер, истративший всю свою храбрость, решил отступить. – Дело в том, ваше высочество, что я не могу бесконечно увеличивать ваш кредит, но это вовсе не значит, что я вам не рад. Теперь, когда вы вернулись, ну, я подумал, что нам с вами следует поговорить, чтобы мне не пришлось принимать другие меры.
– Другие меры? – Астриан наклонился над столом. – Ты нам угрожаешь, ничтожество?
Морган увидел искренний страх на лице Хэтчера и вмешался:
– Хватит, Астриан. Никто никому не угрожает.
«Если не считать моего настроения», – подумал он, потому что шансы его исправить, как следует выпив, стремительно исчезали. Он встал. В старой таверне пахло хмелем и потом, и ему вдруг захотелось оказаться подальше отсюда.
– Ты получишь свои деньги, Хэтчер. Клянусь честью принца Эркинланда.
– Ну вот, – сказал владелец таверны, вытирая пот с широкого красного лица. – Вот. Сказано со всем возможным благородством. Вашим спутникам следовало бы поучиться у вас манерам, ваше высочество. Так ведут себя благородные люди, честно и открыто. – Он слегка прищурился. – Могу я задать вопрос, если он не покажется вам недостаточно вежливым, сир? Потому что я сам должен деньги пивовару, и он говорит вещи, которые мне совсем не нравятся.
– Я дам тебе знать, Хэтчер. А теперь уходим отсюда.
Морган встал и подождал, когда друзья последуют его примеру. Порто слегка покачивался, точно высокое дерево со слишком короткими корнями. Астриан и Ольверис выглядели совершенно трезвыми, но Морган знал, что это не так. Оба пьянели медленно, и порой трудно было понять, насколько сильно они набрались, пока Астриан не терял контроль, а Ольверис не засыпал, сидя за столом, что случалось с ним почти так же регулярно, как со старым Порто. На самом деле Морган сомневался, бывали ли они когда-нибудь совершенно трезвыми.
«Ну и что я теперь буду делать целый день?» – спросил себя Морган. Он надеялся, что сможет не думать о подобных вещах, ему хотелось лишь тихо дрейфовать и забыть о путешествии в Элвритсхолл и унижении, которое ему пришлось перенести во время схватки с норнами в ту странную ночь на горе под насмешливой луной.
«Что я вообще буду делать?» Он не знал, как улучшить свое странное мрачное настроение.
«Почему ужасные тролли потащили меня на вершину той горы? С тех пор у меня не было ни одного счастливого мгновения».
Он даже едва не пожалел, что не свалился тогда вниз.
Брат Этан считал, что леди Телия одновременно самая воспитанная и самая неженственная аристократка из всех, что ему доводилось встречать. В некоторых аспектах она была идеальной: никогда не выходила из себя на людях, насколько он знал, общалась со всеми одинаково ровно, будь то горничная или коннетабль. Но, в отличие от многих других придворных дам, леди Телия не боялась испачкать руки. Ее совершенно не тревожила кровь или то, что являлось естественной частью жизни, и порой ему казалось, что она получает удовольствие в ситуациях, когда другие леди убегали или падали в обморок.
Конечно, в некотором смысле многие придворные дамы не были ей ровней: леди Телия родилась в простой купеческой семье, которая даже не пыталась купить титул, несмотря на довольно приличные доходы и очень неплохую виллу в горах Наббана. И до того, как она встретила и вышла замуж за Тиамака, одного из самых необычных лордов во всем Эйдондоме, она была монахиней.
«Очевидно, ее растили совсем не как изысканный цветок», – подумал Этан, пока она разглядывала женщину ситхи, на сей раз в присутствии мужа.
– Она не произнесла ни слова вот уже несколько дней, и, как видишь, ее дыхание стало быстрым и поверхностным. – Телия подняла веко ситхи и без малейшего трепета осмотрела зрачок, словно это монета или камень.
Всякий, кто не провел рядом с ней несколько дней, как брат Этан в течение последних двух недель, посчитал бы ее равнодушной, даже бесчувственной, но он видел, что леди Телия глубоко переживала из-за того, что не могла помочь незнакомке.
– Я готов поверить, что ее отравили, – сказал Тиамак и повернулся к Этану: – Никто так и не нашел наконечники стрел, которые удалось вытащить из ее тела?
Этан покачал головой:
– Нет. Они были, но на следующий день исчезли. Я помню, как они лежали на белой тряпице, испачканной кровью. Лорд Пасеваллес также не знает, что с ними произошло.
Тиамак кивнул:
– Ты можешь их описать?
– Я могу попробовать. – Монах закрыл глаза, пытаясь вспомнить тот день, когда он увидел, как раненая ситхи голыми руками успешно сражалась с вооруженным воином. – То, что осталось от древков стрел, было очень, очень темным, словно их натерли чернилами.
– Как стрелы норнов. Но я не уверен. Если ты вспомнишь что-нибудь еще, брат, пожалуйста, без колебаний расскажи мне. – Он повернулся к жене: – Черные стрелы. Как ты думаешь, это могли быть норны?
Она поморщилась:
– Не спрашивай меня про стрелы. Ты знаешь о таких вещах гораздо больше меня – ты ведь столько лет провел на охоте в болотах, в поисках пищи. К тому же какая разница?
– Потому что в этой части мира странно видеть черные стрелы, ведь их используют только норны, – сказал маленький мужчина. – Но я думаю, что в детстве видел такие черные древки, натертые ламповой сажей, на юге.
– Вы хотите сказать, что это могли быть стрелы враннов? – спросил Этан.
– Нет! Господи, нет, хотя некоторые кланы используют яд, наши стрелы слишком маленькие и не оставляют таких ран, какие были у этой женщины, когда ее принесли из Кинсвуда. Стрелы враннов не смогли бы настолько глубоко проникнуть в плоть – ими стреляют с близкого расстояния в птиц, змей и других мелких животных. Мы же видим раны от боевых стрел.
