— Ты не понимаешь, — со временем Агна, словно убедившись, что в этом мире появился человек, от которого нет нужды прятаться, становится куда как откровенней. — Эти идиоты убеждены, что наследовать может лишь мужчина, что… могли бы подумать, кому поклоняются. Она ведь женщина!
Агна не старела. Или он настолько привык к ней, что не замечал этого?
— Ничего… где один младенец, там и второй…
— Девочка не выдержит. Ей бы отдохнуть пару лет… — несмотря ни на что, мейстер Виннерхорф был все же целителем.
Но Агна отмахнулась.
— Не выдержит эта, выдержит другая. Надо спешить, пока мой дорогой сынок вообще хоть на что-то способен…
Нет, сына она любила. Чуть больше, чем остальных людей, и гораздо меньше, нежели себя саму. И к этой ее черствости мейстер Виннерхорф тоже успел привыкнуть. В конце концов, смешно ждать от ведьмы иного.
Сестра Франсин тоже родила дочь.
— Идиотка, — сказала Агна. — Но пускай живут… на всякий случай. Пригодятся… дорогой, у меня к тебе иное предложение… у моего супруга возникла безумная идея… я ему говорила, что она действительно безумна, но, к великому моему сожалению, он успел поделиться идеей не только со мной. И был до отвращения убедителен. Пока идет этап теоретической разработки, но я его знаю, не отступится… и короне проект интересен. Нам в перспективе нужен будет целитель.
Что он испытал, узнав о сути проекта?
Не отвращение, ибо давно уже очерствел душой. И не восторг, впрочем, по той же причине. Лишь пожал плечами и предупредил:
— Не думаете же вы, что у вас получится с первого раза?
А некромант, глядя в глаза, ответил:
— Главное, чтобы вы старались не меньше, чем для моей жены.
И это было хорошим предупреждением. И да, мейстер Виннерхорф действительно старался. Он просто не привык плохо делать свою работу…
Дальше.
Да, мои предположения были верны.
Проект закрыли, финансирование прекратили. Но разве Вирхдаммтервег могли остановить подобные досадные мелочи? Денег у рода всегда хватало, и дед не дрогнувшей рукой пустил семейное состояние во благо грядущего научного прорыва. И если сперва речь шла о суммах относительно небольших, то…
Наука — дело дорогое. И опасное.
…Агна злилась, но в кои-то веки не могла повлиять на мужа. Да и сын был на его стороне. Их следовало остановить, но… Агна привыкла действовать чужими руками. А раз уж сложилась удобная ситуация, то почему бы не избавиться от поднадоевшей невестки, к мнению которой дорогой супруг стал прислушиваться больше, нежели к голосу жены.
Пара намеков. Несколько оброненных вскользь фраз… она всегда была умненькой девочкой, но вместе с тем довольно мнительной. И поселить в ее сердце страх ничего не стоило.
На что бабушка рассчитывала? Невестка обратится к короне? А та, памятуя о собственном недавнем участии в проекте, поспешит замять скандал? И пара чересчур увлекшихся наукой некромантов просто перестанет существовать. Титул и имущество не тронут без веского повода, а…
Она не учла, что девочка чересчур долго находилась в немалом напряжении. Сорвалась. Стала кричать, угрожать…
Что случилось? Виннерхорф точно не знает, но догадывается: Норман убил супругу. Нечаянно. Агна обронила лишь, что… так даже лучше.
Двойной несчастный случай.
Полигон?
Его заказал мой дед. Зачем? Кто знает. Но заказ поступил незадолго до взрыва. И мейстер Виннерхорф предполагает… исключительно предполагает, что старый лис собирался скрыть убийство. К чему лишнее внимание семье? Будь смерть иной, возможно, он обратился бы к услугам мейстера, но если уж пришлось ехать на полигон, значит, причина была слишком очевидна, чтобы оставлять тело… скажем так, цельным. А дальше… дальше что-то пошло не так.
Агна?
Она позвала помочь. С подземельями. Да, ему приходилось спускаться… участвовать… старый паук не любил новых людей, здраво полагая, что лучше уж пусть семья будет в курсе маленькой его тайны, а мейстер Виннерхорф — почти семья…
Он сделал яд. И сам разнес по камерам. Он всегда приносил отвары, укрепляющие ли, успокаивающие, главное, что люди ему верили. Иные и симпатизировали, из тех, которые в любом видят друга… да, таких было немного… но выпили все.
Умерли? Конечно.
Он подарил им быструю безболезненную смерть, и это благо, поскольку старик под конец вовсе лишился ума. Чего стоит одна лишь его идея, что сильная физическая боль способна затмить душевную и облегчить период адаптации… боль некромант причинять умел.
Что дальше?
Тела убрали. И да, он помог Агне. А кто еще? Ее наглый пасынок, попытавшийся было шантажировать ту, которая заменила ему мать? Или второй сын, слишком идеалистичный, чтобы мараться в чужой смерти? Нет, мейстер Виннерхорф не мог оставить свою возлюбленную теперь, когда был так ей нужен.
Он помог. Всего-то и надо было, что отнести тела поглубже в хитросплетения ходов, благо скала под домом была изгрызена, что сыр мышами. А там… тьма всегда голодна. Что с лабораториями? Их запечатали. Навесили отвращающие заклятья и забыли… да, с преогромным облегчением забыли.
Агна же… Она играла вдову. Ей пришлось приложить изрядно усилий, чтобы в эту игру поверили. Кажется, инквизиция что-то да подозревала. Ее вызывали на допросы, а дознаватель поселился при доме и жил почти год…
Не помню.
Морщусь, пытаясь вызвать в памяти тот самый год и дознавателя, но… не помню. Совсем… все будто в тумане. Завтраки вот помню. Наши с бабушкой посиделки у камина. Она читает мне сказки, ту черную книгу, которую обычным детям давать в руки не стоит.
Но я — не обычная.
Храм помню. И бабушку, стоящую на пороге. Почему на пороге? Не знаю. Она говорит, но я не слышу. Я не хочу быть в этом храме, потому что… меня предали. Снова.
— Дальше, — я сжимаю кулаки, и когти уходят в плоть, но боли, способной отрезвить, нет. Ничего нет.
Они не поженились. Почему? Глупый вопрос. Разве женщина из благородного рода снизойдет до какого-то там целителя… нет, это слишком подозрительно, тем более в городе и без того ходят неприятные слухи. Агна, конечно, выше слухов, но…
Она привечала его. По старой памяти, но…
То, что с ней неладно, мейстер Виннерхорф понял далеко не сразу. Сколько времени прошло? Год или два? Или пять? Главное, что за это время Агна вдруг постарела, причем как-то сразу и вдруг.
— Не нравлюсь? — спросила она как-то, заметив его удивленный взгляд. — Старуха.
Ей шел возраст. Она сделалась тоньше, более хрупкой и воздушной. И седину в волосах не пыталась скрыть краской. Но сама, стоя у зеркала, ревниво осматривала свое отражение.
— Ты по-прежнему прекрасна.
