Хиндар вышел, держа на вытянутой руке — левой, увы, правая продолжала болтаться в повязке — мою смуглокожую гостью. Юную. Та дергалась, пытаясь вырваться, но купленное Гюнтером серое платье было весьма качественным, а потому отличалось прочностью.
— Вот, — он тряхнул рукой, и девочка замерла. — Моя дочь.
— Которую здесь я удерживаю силой…
Девочка зашипела и вцепилась обеими руками в смуглый кулак, и хиндар раздраженно швырнул ее на пол, отвесив затрещину.
— Полегче, — предупредила я. — Герр Герман… надеюсь, ваш гость в курсе, где находится… и какими правами я наделена в моем доме…
— Вряд ли, — глава полиции наблюдал за происходящим с интересом.
Полагаю, интересовал его вовсе не хиндар с ребенком.
— В таком случае, будьте добры, доведите до его понимания, что в случае, если я сочту, что его действия несут угрозу мне или моим домашним, я сломаю ему уже не руку, но шею… и буду в своем праве.
— Значит, — встрепенулся поверенный, — вы признаете, что повредили господину Питхари руку…
— Я не признаю, — как же меня утомляют некоторые люди, — я предупреждаю.
И поманила девочку пальцем, а та, несмотря на юный возраст, оказалась достаточно сообразительной, чтобы переметнуться ко мне. От нее пахло шампунем. Мылом. Лицо чистенькое с мелкими чертами. Глаза темные. Губы искусаны. Волосы зачесаны гладко и собраны в косу. Тоненькая шейка торчит из воротника… Умилительное зрелище. Вот только потоки силы, запертые в тощем этом тельце, кажется, готовы разорвать его.
— К слову… еще немного, и ваш клиент спровоцирует неконтролируемый выброс силы… девочка одарена, но, подозреваю, на учете не стоит и необходимой помощи не получает…
Девочка дышала часто. А сердце ее стучало быстро-быстро… надо будет в храм отвести и браслеты прикупить стабилизирующие. Или… где-то должны были остаться мои, детские, может, и подойдут.
— И потому все последствия… — я облизнулась, уж больно сладко пахла девочка, — в том числе направленность выброса…
Смуглый разразился хриплой бранью.
То есть сперва мне показалось, что он именно бранится, но поверенный, дернув шеей, произнес:
— Господин Питхари утверждает… что всецело контролировал ситуацию… до вашего вмешательства… девочка готовилась пройти обряд…
Сердце ее оборвалось. А сила вздрогнула. И сжалась в ком.
— …который избавил бы ее от неудобства…
— А господин Питхари. — раздался сверху резкий голос, — знает, что подобного рода обряды в Империи запрещены?
ГЛАВА 26
Вольдемар… Вильгельм, чтоб его… Вильгельм… На руке записать, что ли? А то ж… главное, этот наглец вышел к гостям в халате.
В полосатом домашнем халате, наброшенном на голое тело… то есть почти голое, поскольку подштанниками он таки озаботился. Серенькими. С начесом. Оно и правильно, в доме прохладно.
Образ дополняли очки, которые повисли на кончике хрящеватого носа, и мой шарфик, закрученный на длинной шее.
Я моргнула. Закрыла глаза, надеясь, что мне все же привиделось, но открыв, убедилась: инквизитор никуда не исчез. Более того, волшебным образом в руке его появилась чашка горячего шоколада, а во второй — булочка… булочку он жевал. Шоколад прихлебывал. И выглядел до отвращения довольным жизнью.
— Господин Питхари, — недовольно произнес поверенный, которого явление Вильгельма-Вольдемара — нет, точно запишу — не впечатлило, — соблюдает традиции своего народа…
— Дерьмовые традиции, — инквизитор слизал с мизинца капельку малинового варенья.
— Вы… вы… оскорбляете… — поверенный часто заморгал, явно пытаясь подобрать подходящие слова. — Древнюю куль туру…
— И культура дерьмовая, — меланхолично добавил инквизитор. — Если позволяет калечить детей…
Ребенок и дышать забыл.
А я… я пыталась понять, чего этот серый хлыщ добивался. Неужели и вправду надеялся меня шокировать? Или репутацию мою испортить? Оно, конечно, полуголый тип сомнительного происхождения для репутации мало полезен, но… подумаешь, любовник.
— Как я посмотрю, вы не скучаете, — герр Герман отвлекся-таки от живописи. И во взгляде его, устремленном куда-то за мою спину, было что-то такое… задумчивое?
Я обернулась. И… Икнула. По лестнице спускался Диттер. В домашнем полосатом халате, перехваченном зеленым пояском. Полы халата расходились, позволяя разглядеть короткие серые подштанники. С начесом, форменные, что ли? На ногах Диттера были тапочки. В руках — кружка с горячим шоколадом и малиновый рогалик. И выглядел он таким домашним, что у меня возникло престранное желание огреть его по голове. Веером. Или чем потяжелее… хотя… бабушкины веера были укреплены бронзовыми пластинками и весили изрядно, а потому и веер сойдет…
— А что тут происходит?
— Культуру обсуждаем, — отозвался Вильгельм, одарив Диттера ревнивым взглядом. — Присоединяйся.
— Культура — это хорошо…
Смуглый разразился… нет, все-таки я подозреваю, что он крепко бранится, уж больно выражение лица характерное.
— Господин… просит, чтобы ему вернули жену… и детей… и компенсацию, — каждое новое слово поверенный произносил все тише. Далеко ему до Аарона Марковича, далеко…
— Обойдется…
Герр Герман выразительно покашлял, а я пожала плечами и повторила:
— Обойдется… — и ладонь на плечо девочки положила. Та от прикосновения вздрогнула и… замерла? Пожалуй, словно опасаясь, что, стоит пошевелиться, и я уберу руку. Или вообще отдам ее… этому. Не отдам. Она не одобрит. Она уже присматривается к той, которая наделена темной силой, а значит, почти принадлежит к узкому кругу избранных. Или проклятых? Не важно… главное, я поняла: что не отдам этого ребенка, даже если придется заплатить. Он ведь за этим пришел.
За деньгами. И вопрос лишь в цене… и значит, надо лишь дождаться Аарона Марковича и позволить ему сделать свою работу. Торговаться Аарон Маркович умел… а мое состояние… что ж, особого ущерба не испытает.
В общем-то все было обыкновенно — время от времени у кого-то да появлялась светлая мысль обвинить меня в причиненном ущербе и содрать пару-тройку тысяч марок — и скучно, вот только у инквизиторов имелось собственное мнение.
Вильгельм — кажется, я начинаю запоминать это имя, — устроился на софе под кладбищенским пейзажем и, закинув ногу за ногу, — стали видны не только подштанники, но и острые волосатые коленки — поинтересовался:
— А что, собственно говоря, происходит?
— Ничего хорошего, — ответил почему-то Диттер, занявший софу слева. И тоже ногу за ногу закинул… ноги у него крепкие. В меру волосатые. И посеченные какие-то, будто грыз кто, но не догрыз…
Заметив мой взгляд, Диттер заерзал и попытался повернуться ко мне боком. Ага, если еще халатик поправлять кинется, то совсем весело станет.
