– Десять минут!.. У них еще мешки на седлах!
– Десять минут, – согласился Азазель. – По правде говоря, у самого ноги трясутся. Мишка, ты сердцем тверд и пролетарски безжалостен?
– Тверд, – подтвердил Михаил. – Но буржуи как раз мы?
– Мы культурные буржуи, – пояснил он. – А здесь некультурный пролетариат. Потому со свойственной культурным людям безжалостностью к простому люду начнем и закончим миссию цивилизации и освобождения.
– Освобождения от чего?
– Ну вот, – сказал Азазель с огорчением, – все тебе нужно растолковать! Умные люди понимают с полунамека.
Михаил молча вскинул на плечо рюкзак.
– Десять минут не прошло?..
– Нет, – ответил Азазель, – но я, как главарь нашей патриотической банды, чуток к запросам коллектива трудящихся и творческой интеллигенции. По желанию инициативной группы в лице товарища Мишки объявляю подъем и марш-бросок в места, где не так уютно, зато романтично. Обизат, грабить мертвых хорошо и красиво, как бы правозащитники ни морщили носы и ни протестовали, но все не унесешь, так что в строй, армии труда защитник!
Глава 4
Азазель шел впереди, Обизат постепенно перемещалась ближе к Михаилу, нарушая установленный Азазелем боевой порядок, но Михаил смолчал. В самом деле, как бы ни пугал Азазель, но здесь достаточно безопасно для них, вооруженных до зубов. Женское чутье подсказывает Обизат, когда приказы нужно выполнять строго, а когда командир точно позволит послабление.
Женщины такое усваивают еще с момента рождения, потому и кажутся образцами дисциплины, в то время как мужчины в силу доминантности лишены этого чутья и постоянно выглядят нарушителями.
– Мой господин, – сказала она осторожно. – Ты привык к своему миру людей… а как тебе здесь? Я чем-то могу помочь?.. Может, ну, для расслабиться?
Он сделал вид, что не понял, ответил в покровительственной манере взрослого человека, что общается с ребенком:
– Если весь мир создан для человека, то он везде как хозяин необъятной родины своей. Если даже ползком и крадучись.
Азазель сообщил бодрым и настолько радостным голосом, что Михаил сразу заподозрил подвох:
– Сейчас пойдем через Темный Лес. Вообще-то не темный, а зеленый… но в другом смысле, увидите и возликуете.
Когда Михаил увидел этот лес, холод прокатился с головы до ног, а сердце тревожно застучало чаще. Впереди зеленая тьма, везде густой и влажный туман отвратительно зеленого цвета, густая паутина оплетает высокие деревья от вершин и до земли.
Отвратительно зеленые сети, из которых не вырвалась бы и крупная рыба, протянуты и между деревьями, преграждая путь везде, куда ни брось взгляд.
Михаил остановился в нерешительности, но Азазель двинулся вперед, подчеркнуто спокойный и беспечный. Паутина жадно хватала и липла к нему, укутывала все тело, но моментально исчезала в местах прикосновения, а остатки бессильно опускались на землю.
– Видите, – сказал он с горестным вздохом, – какое я говно? Даже мерзкая паутина мною брезгает.
Обизат сказала наивно:
– Азазель, мы тебя любим. Ты хороший. Почти.
– Держитесь, – ответил он, не оборачиваясь, – как волки в стае на снегу. Биан в арьергарде!
Михаил и Обизат по одному пошли гуськом след в след, стараясь не коснуться зеленых лохмотьев. Даже свет падает на землю под ногами зеленый, хотя туман над головами закрывает свод, и непонятно, какого он цвета.
Паутина висит уже не отдельными нитями и не сетями, а широкими полотнами, как паруса.
Михаил вздохнул несколько раз, паутина отвратительна, он чувствовал это настолько ярко, что когда нарочито зацепил одну локтем, там вспыхнули зеленые огоньки, вся паутина скукожилась и сползла на землю неприятной слизью.
Осмелев, он пошел рядом с Азазелем. Обизат счастливо пискнула, даже Бианакит буркнул одобрительно:
– Вот что значит живой человек!.. Местная живность не то боится, не то брезгует…
Азазель взглянул испытующе, в его глазах Михаил прочел вопрос, но лишь молча кивнул, он в безопасности.
На деревьях помимо паутины начали попадаться прибитые к стволам черепа, а потом и человеческие скелеты целиком. Михаил с содроганием понял, что прикрепляли живых, а дальше то ли звери терзали и срывали еще живую плоть, то ли насекомые… Скорее, насекомые, звери хотя бы кисть руки оторвали, а здесь все цело, вот даже фаланги пальцев уцелели.
Иногда видел смутные тени, несколько раз слышал глухой рев, а дважды ощутил совсем близко хриплое дыхание огромного зверя.
– Да, – сказал он с сарказмом, – только больная психика может возрадоваться этому Темному или не Темному, но все равно Темному лесу.
Азазель посмотрел с сожалением.
– Какой ты прямой, Мишка. Не чувствуешь изысканности загнивающего декаданса?.. Он этим и прекрасен, как сыр с плесенью. Декаданс утончен и хорош, как Серебряный век или загнивающий мир капитала…
– Только как предвестник революции, – прервал Михаил. – Пусть сильнее грянет буря!
– Намекиваешь на того парня, которого мы переправили в безопасное место?
Михаил вздохнул, придержал одной рукой рюкзак на спине, ладонь другой опустил на лысую вершину опаленного древним жаром камня и перепрыгнул на ту сторону.
– А не сделает он Ад лучше мира людей? Для нас это опасно.
Азазель хмыкнул.
– Вроде бы должен нести прощение и смирение?
– Ну да, вон как смиренные христианские страны бомбят всех направо и налево! В том числе и христиан… Странно, я думал, смертные муки длятся вечно, а здесь все так быстро кончилось…
– Быстро? – спросил Бианакит. – Мне кажется, этих несчастных терзали долго.
– Но точно не вечность…
Азазель услышал, оглянулся, глаза насмешливо сверкнули.
– Это не грешники!.. Это либо нолы воевали друг с другом, либо демоны. А что? Нолы тоже научились драться. Тупо, дубинами, как питекантропы, но все же… Люди везде распространяют свою высокую культуру свободы конкуренции в виде мелкой, средней, полусредней и тяжелой преступности, которую почему-то называют высокой! Сразу бы и назвали одухотворенной или творческой! В Аду, как ты понимаешь, самые конкурентные особи. Слабые, больные, нищие и дебилы с ходу идут в рай…
Михаил нахмурился и не ответил. В подаче Азазеля рай для людей всегда выглядит как приют для бездомных калек, хилых и никчемных, а в Аду как раз энергичные и деятельные.
В прошлый раз, когда начал с ним спорить, Азазель просто напомнил про Авеля и Каина, первый ничего сделать не успел и угодил в рай, а преступник Каин выстроил города, наплодил потомства, как песка на морском берегу, его дети создали цивилизацию, а он после долгой и успешной жизни попал в Ад, где тоже вскоре в нарушение всех законов был освобожден от наказаний и начал подниматься по иерархической лестнице, как в раю сделал один из его потомков Енох.
