– Это у тебя не волки, а просто драконы какие-то! С кривыми когтями! – улыбнулся Миша и убрал руку с ее лба. Она даже не заметила, что он так и держит ладонь у нее на голове. Ладонь была тяжелой, шершавой, мозолистой, видимо от гирь, и такой успокаивающей, такой родной, что Зинаиде захотелось, чтобы его рука вернулась на прежнее место.
Михаил вдруг наклонился над Зинаидой, так что до ее лица осталось сантиметров двадцать, и подул ей в лоб. Зинаида невольно вздохнула, будто хотела дышать тем воздухом, каким дышал он, а Миша улыбнулся и тихо, тепло сказал:
– Вот и все. Прогнал я твоих волков. Это просто проблемы у тебя накопились, переживаешь, и эти проблемы оформились в виде кошмара. Ха! Вот же ты вопила! «Миша! Миша!» Я даже перепугался – неужели, думаю, на тебя напали американские шпионы! И требуют рассказать военную тайну! Ну я и побежал на помощь, я чутко сплю. Ладно, ты спи, давай я тебя накрою.
Он потянул из-под Зинаиды скрученную в жгут простыню и при этом старательно отводил глаза в сторону – ее ночная рубашка задралась на живот, и Зинаида лежала теперь наполовину обнаженной (она всегда спала без трусиков, чтобы тело отдыхало). И не делала попытки прикрыться, только смотрела ему в лицо и молчала.
Накрыв ее простыней, Михаил буркнул что-то насчет кондиционера, который давно пора завести, ибо летом жарко, как в заднице у папуаса с Новой Гвинеи, повернулся к двери, чтобы выйти, пожелал спокойной ночи, но Зинаида его остановила:
– Останься. Ляг со мной. Мне так будет спокойней. Иначе я не усну. Мне тревожно…
Михаил остановился… лицо его окаменело, губы слегка поджались. Он не двигался. Думал.
Зинаида ждала. Сердце ее бухало в грудную клетку как молот. А что, если сейчас скажет: «Нет, извини… у меня есть подруга… молодая подруга. А ты… ты просто друг. И в постель с другом не ложатся! Да и старовата ты для меня! Разве ты можешь сравниться с Олей?» И что тогда делать? Как она будет жить с ним после этого унижения? Вообще – жить?!
Но Михаил ничего такого не сказал. Он осторожно сел на край кровати, Зинаида подвинулась к стене – кровать была широкой, супружеской, – и тогда Михаил лег рядом, молча, глядя в потолок.
Минут пять они лежали так, не двигаясь, не издавая ни звука. Слышалось только дыхание – спокойное, размеренное Михаила, учащенное, неровное Зинаиды.
Из-за приоткрытой портьеры окна на потолок падал желтый свет уличного фонаря, отражался от безупречно белой побелки и разлетался по спальне ровным сиянием, в котором можно было рассмотреть и небрежно брошенную на стул у кровати блузку, которую нужно стирать только вручную и потому она не отправилась в стиральную машинку, и бумаги на большом письменном столе у окна, и лица людей, лежащих рядом в постели, будто опасающихся коснуться друг друга. Сам воздух в спальне вдруг стал каким-то странным, нереальным, как перед грозой, – в нем чувствовалось напряжение, и это было напряжение не электрическое…
По улице пронеслась машина, и блеск ее фар осветил лица, нескромно выхватив все подробности, мгновенно нарисовав картинку: вот женщина смотрит на профиль мужчины, покусывая губу и страдальчески морща нос, вот мужчина – холодный, как статуя, лежит, сцепив пальцы в замок, глядит в потолок.
А потом мужчина заговорил:
– Ты же знаешь, у меня есть подруга… я не хочу метаться между вами, пинаемый с обеих сторон. Я знаю, ты в меня влюблена. Но ты же понимаешь, что у нас…
– Молчи! – Зинаида вдруг протянула руку и накрыла ею рот мужчины. – Только дурак в постели с женщиной, которая в него влюблена, рассказывает о том, что у него с ней ничего не получится. Я знаю, что не получится. Хотя… смотря что под этим понимать!
Она убрала руку с губ Михаила и медленно переложила ее ему на грудь, оставив лежать на правом соске. А потом шевельнулась и, приникнув к мужчине, закинула на него левую ногу:
– Хватит слов! Я хочу тебя! Ну! Да будь ты мужчиной, черт тебя подери! Пожалей меня! Ничего мы не скажем твоей Оленьке! И не убудет от тебя, не сотрешься, чтоб тебя черти взяли, – откуда ты на мою голову свалился?! Возьми меня, дундук ты чертов, ну!
И «дундук» взял. И это было именно так, как представляла себе Зинаида. И даже лучше. Гораздо лучше!
А потом они лежали – тихие, усталые, потные. Зинаида лежала на плече своего мужчины, крепко-накрепко к нему прижавшись, и вдыхала его запах – терпкий запах мужчины, с которым только что занималась любовью. Именно любовью, а не просто сексом, потому что именно в этот момент она вдруг поняла, что любит его всеми уголками своей измученной одиночеством души. И пусть это всего лишь «бабье лето», всплеск гормональной деятельности, пусть оно долго не продлится, но… сколько дней, месяцев или лет будет продолжаться – все они ее. Она знала, что как женщина ну совсем уж не может конкурировать с молоденькой девицей. Но ей было наплевать. Хоть час, да мой! А что будет дальше – да какая разница?! Жить этим днем, этой минутой, этой секундой – и будь что будет!
А потом она нетерпеливо потребовала ЕЩЕ. Еще любви, еще секса… и они, как завзятые молодожены, уснули только под самое утро, уже после того как Зинаида высосала силы Михаила досуха. Он со смехом признался, что если в таком темпе будет заниматься сексом каждую ночь, то скорее всего сдохнет или станет инвалидом. И еще добавил, что это была одна из лучших ночей, которые были у него в жизни.
Больше они ни о чем особенно в эту ночь и не говорили. Объятия, стоны, всхлипы и поцелуи говорили больше, чем это можно было сказать словами.
Когда Зинаида проснулась, Михаила рядом не было. На подушке остался лишь отпечаток его головы, пахнущий одеколоном «Шипр» (он протирал им щеки после бритья). Зина перекатилась к этому отпечатку, привстала на локте, наклонилась и вдохнула запах «Шипра», запах мужчины. Потом села, потянулась – сладко, с зевком, и… снова упала на постель, вспомнив, что сегодня суббота и никуда идти не надо. Выходной! Можно валяться, и… не просто валяться. Ну почему бы и нет?
Ее не беспокоили угрызения совести. А какого черта они будут ее беспокоить? Она что, украла мужика у этой девчонки? Он и в самом деле не сотрется, а Миша Оле ничего не скажет – если не дурак, конечно. Но Зина уже убедилась, и не раз, – не дурак. Потому – пусть пару раз в неделю ходит к своей Оленьке, а пока живет у Зинаиды, будет… в общем, все нормально будет. Только бы удержать его подле себя как можно дольше. А то ведь сбежит к своей подружке. Ведь он вообще-то и у нее запросто может жить!
А как удержать? Во-первых, создать ему максимально комфортные условия. Вкусную еду готовить, пироги, например, – он как-то говорил про вкусные бабушкины пироги. Вот и наделать этих самых пирогов! И блинов с дырочками – толстых, какие его бабушка делала. Колбасы сырокопченой купить – пусть она для него и не диковина, в его светлом будущем, но здесь-то она совсем другая! Настоящая! А не такая, как он рассказывал: купишь – есть невозможно!
Одежду ему хорошую достать – модную, нарядную. Джинсы купить. Он говорит, джинсами у них там все завалено, это совсем не дефицит. Впрочем, у них там ничего не дефицит – лишь бы деньги были. Хм… вообще-то, как и здесь. Или на рынке можно купить, или по блату, по настоящей цене.
