Как правило, большая часть пациентов с удивлением узнавала о найденных на обеих челюстях страшных бедах, как-то: киста, саркома, абсцесс того или иного периода воспаления с формой… И, само собой, лечить весь этот сраный букет следовало радикально. То есть, вот ведь, удалить на хер половину оставшихся с рождения зубов. И стоит… всего ничего… почти. Вот прям как сейчас.
– Долотом работает, – уважительно прошептал какой-то дед, – ух…
Тетка, сидевшая рядом и слушавшая страдальца за занавеской, побледнела и осыпалась. Хаунд, чуть не подавившись смехом, пошел дальше, куда и собирался.
Воронков, квартировавший и работающий в одном месте, пользовался на всех станциях Безымянки заслуженным авторитетом. Мастер на все руки, технарь с двумя образованиями, включая полученное в аэрокосмическом имени Королева в нулевые и не растерявший знаний с умениями до сих пор. Его офицерская палатка, кое-где аккуратно залатанная, никогда не ходила ходуном, там никогда не орали почем зря даже самые наглые заказчики, а если и случался спор, выходили потрясенно-молчаливые и переваривающие в голове все свалившиеся на их головы инженерные мудрости. Ну и, заодно, свои возможности по оплате предложенных вариантов решения возникших проблем.
На входе, вытянув ноги и почитывая книжонку, сидел Шкворнев. Индивидуум прибился к Воронкову недавно, пришедши в компании Зазы со стороны Кинеля, и про себя говорил неохотно, и все тут. Единственное, что знали про него точно, было: десантура, возраст не помеха, если надо кому рыло начистить, и очень уж любит попиздеть. Именно попиздеть, не больше и не меньше.
А так – золото, не человек, хрен мимо него просто так пройдешь, если не по делу или если в карманах пусто. Золотые крохи науки и мастерства от Воронкова впитывал здоровяк хоть и легко, но явно неохотно, желая сильно не напрягаться и просто иметь теплый угол и чего бы пожрать. Да и ладно.
– У себя, майн фрёйнд? – поинтересовался, как мог вежливо, Хаунд.
– Здорово, бородатый! – Шкворнев довольно хмыкнул, расплываясь своей улыбкой панды. Про панд Хаунд знал немного, но вот в том, что зубов у них куда меньше тридцати двух помнил точно. Видать, хоть и заявился с Кинеля в компании Зазы-дантиста, не очень ему доверял. Или наоборот – раньше доверял чересчур.
– Гутен таг, Николас. – Хаунд кивнул на палатку. – У себя?
– Да-а-а… чего нового слышно? – Шкворнев уже крутил папироску, явно намереваясь потрепаться о том о сем и ни о чем, заодно постаравшись выудить что-то выгодное и имеющее свойство монетизироваться. – У нас вот тут в охоту за мутантами ходили. Целый табор решил через Южный мост откочевать куда-то. И, прикинь, не придумали ничего умнее, поперлись через Советскую армию. Ну и…
– Порох привозили? – Хаунд уже услышал, что хотел, и кое-что понял.
Движняк уже начался, мутанты начали разбегаться. И почему? Ха, тоже мне, секреты мадридского двора, кто-то слил, вот и все. Знают двое – знает свинья, говаривал папаша Мюллер. Вер ист дас папаша Мюллер – Хаунд не знал. И при чем тут вообще мельник? Папаша-то ладно, у каждого мельника, априори, должна быть сисястая дочурка, любящая две вещи: омывать белы груди в ручье за мельницей и проходящих мимо ландскнехтов. Да и с мыслью Хаунд соглашался полностью. Так что… так что неведомый мельник явно был мудрец, чего уж.
– Порох? Да конечно, слушай, Хаунд, а…
– Ничего нового. Я внутрь.
– Ну, давай.
Внутри оказалось как всегда. То есть деловито, немного творчески-беспорядочно и уютно из-за запахов за перегородкой, где жила вся семья Воронкова.
Заказчики, деловитые мотористы с Города, знакомые по постоянной контрабанде, кивнули Хаунду, вернувшись к разговору с Марией Владимировной. Мария Владимировна, младшая сестра мастера, аккуратно и подробно заполняла суть проблемы в толстенный гроссбух. Невысокая и ладная, моложе самого Воронкова лет на десять, сохранила девичью фигурку и была вся в брата, деловитой и излучающей надежность. Семья ведь дело такое.
Дас ист интериссирен, йа. Грамотные мужики, знающие свои шаланды как пять пальцев, припороли аж на Советскую, чтобы починить что-то. Интересно… а чего ж с инженеркой у них самих? Стоит сделать закладку в голове, чего уж.
Хаунд, поздоровавшись со старшим сыном хозяина, полностью разобравшего электроспуск заводской безоткатки, прошел дальше, к святая святых палатки. Огромному верстаку и двум лампам, светившим тут день и ночь, запитываясь от основного кабеля и резервно подключенным к генераторам станции. Руки и голова Воронкова стоили дорого, но они того стоили.
– Здорово, бородатый. – Мастер, нацепив сложную маску с увеличительными стеклами, задумчиво изучал вскрытый хитрый механизм. И, судя по всему, необходимый не иначе как для безопасности Города в качестве пыточного орудия. Больно уж серьезно смотрелся стальной вал и узкие зацепы на нем.
– Гутен абенд, майн фрёйнд.
– Ты бы по-русски, что ли… – Воронков, не глядя, взял из раскрытого портсигара плотную самокрутку дорогого кинельского табаку, прикурил от огромной зажигалки из снаряда к ЗУ. – Не люблю я немцев, знаешь ведь.
– Извини, – без оттенка сожаления буркнул Хаунд и сел, без приглашения, на стул, – воспитание, видно, плохое. Но я не помню, совсем.
– Ясно. – Воронков задымил, не обращая внимание на «Лё-ё-ё-ш» из-за перегородки. – Чего припорол? Патроны снова кончились?
– Йа, надо бы…
– Маша!
Маша, баюкая внука хозяина, появилась сразу же.
– Выдай человеку отложенное. В коробке на втором верстаке, рядом с труборезом. Там еще кошачий хвост к коробке приклеен.
– Хвост? – удивился Хаунд.
– Да. Ты ж любишь котов?
Хаунд не ответил. Юмор Воронкова он иногда не понимал, но против ничего не имел. Имеет право, с какой стороны ни посмотри.
Маша принесла коробку, неторопливо, по-воронковски, поставила на стол и ушла. Так же, само собой, неторопливо.
– Зер гут. – Хаунд покрутил в руках патрон, разглядывая на свет. – Сам сделал еще? Тут на два полных барабана.
– А чего лишний раз задрачиваться?
«Лё-ё-ё-ш» теперь прилетело и из-за перегородки и со стороны сестры.
Воронков махнул рукой, прищурился от дыма и хитро, наморщив не только лоб, но и совершенно гладкую голову, повернулся к Хаунду. Наконец-то.
– Что должен?
– Разберемся. Использованные принес? Новые времени делать нету. А ты, думаю, припорешь в следующий раз чуть ли не завтра.
Хаунд оскалился в ответ, незаметно показав глазами на дрезинщиков, никак не уходящих. Воронков понимающе подмигнул и мотнул головой куда-то за перегородку.
– Пошли кофе попьем.
– Вас?
– Кого вас, дубина ты фрицевская, кофе, говорю.
Хаунд, хохотнув, пошел за ним. Злиться на мастера было глупо. Развлечений у него мало, вот и веселится как может, понимая – безопасно. Не станет мутант с клыками, как у пса, если не больше, и с топором у пояса что-то ему делать. Так, перебранка от скуки, не больше. Подколки из-за странноватых для Самары словечек и все.
