Базы, базы, базы… заборы, рухнувшие и стоящие. Несколько старых домов, обычных хрущевок и высоких, в девять этажей. Короткие пни когда-то высоких тополей, ушедших за двадцать лет в печи живущих на длинной улице. Хотя и было тех… не так и много.
Застывшие вдоль выщербленных неровных бордюров стальные скелеты динозавров-фур. На Товарной, в этой узкой кишке, проходившей поперек края города, переходившего в Зубчагу, умудрились поставить таможню. Десятки длинных полуприцепов и их бензиновые тягловые тяжеловозы вросли в асфальт, оплетенные местным черным плющом, став целым рядом похоронных курганов, вытянувшихся по обеим сторонам проезжей части.
Здесь практически не водились мутировавшие звери, сожранные полчищами огромных крыс, тех самых, когда-то добравшихся до бункера Хаунда. Потом пал Рубеж, и они, сбившись в огромные стаи, ушли штурмовать новые пространства. И где-то там сгинули. Жалеть о них Хаунду не хотелось. Живые грызуны ему не нравились, особенно опасные и жрущие любое встреченное существо.
С правой стороны показалась пожарная часть, та самая, подарившая жизнь доброй полусотне людей с округи. Один из двух бомбарей ГО находился как раз тут, уходя своим узким длинным аппендиксом под соседнюю базу. Ту, где Хаунд хотел найти первые ответы на нужные вопросы. И вопросы, связанные с надвигающейся войной, и просьбы жителей Безымянки его волновали сейчас меньше всего. Война план покажет, йа, эту простенькую мудрость голова, приходящая в себя после амнезии, подсказала одной из первых. И Хаунд верил в нее полностью. Потому что война и бардак являются синонимами.
Как ни готовься к ней, наперед на сто процентов не справишься.
Сделал необходимые закладки и схроны?
Хех, уж поверь, что самый затюканный боец с какой-либо стороны, решив сходить в кусты, случайно обнаружит половину из них.
Запасся вроде бы годными боеприпасами и топливом, типа – какой ты молодец?
Отсоси, братиш, не выгорит. Проверенные герметичные бочки по факту, но потом, окажутся ржавыми изнутри, а сам дизель в них уже начал превращаться в студень на дне, и до нужного дня боя не дотянет. А не проверив все ящики с нужным калибром… найдешь вместо пять-сорок пять что-то другое. Например, снаряды для КПВТ, те, что четырнадцать с половиной. Кому-то тоже хочется заработать.
Устроил запас жратвы на пару месяцев затяжных позиционных боев и надеешься растянуть их почти на полгода?
Лучше не тянуть и ужраться чуть раньше. Все равно вздуются, утонут в неожиданном паводке или наводнении. Это, мать его, настоящий закон бардака на войне, и справиться с ним никак не выйдет, как ни старайся.
И никакие меры не помогут осторожному трактирщику и скупщику хабара, хозяину кабака и барыге, продающему мутантам Пятнашки порох и запчасти для изношенных стволов.
А данное слово? Нарушать не стоит, бизнес строится на уважении и честности. Хотя далеко не всегда, да и бизнес тут, на родине слонов и эффективных менеджеров, скорее был, есть и будет наебизнесом во всех его различных поджанрах.
Да и приоритеты порой стоит расставлять несколько иначе. Дела и есть дела, если только они не связаны с личным. Что может быть личнее, чем женщина, которую сильно хочешь и которая также, как ты, хочет взять в свои красивые руки власть над куском города, построив там целую династию и, само собой, настоящий родовой замок.
Может быть, даже с гербом.
Хаунд качнулся, оглядываясь.
– Противогаз нормально работает?
Эдди кивнул.
– Тут иногда выходит наружу то ли излучение, то ли остатки биологического… голова не варит и всякое дерьмо в нее так и лезет, йа.
Зуб присвистнул:
– А я думаю, чо за херня в башке…
– В башке у тебя опилки, а не херня… – Хаунд прописал леща. – И неизвестно, дер юнге, что для тебя хуже – херня или опилки. Херня имеет свойство выветриваться, а вот опилки, как правило, гниют, превращаясь в липкое расползающееся говно. А говном думать нельзя, сам понимаешь. Подумай над этим.
Зуб, почесывая затылок, фыркнул и промолчал. Очень, надо полагать, благоразумно, лапища Хаунда была потяжелее кулибинской.
– А сюда мы идем, если правильно помню, искать точилу? – поинтересовался Эдди, кивая на двор пожарки, на два красно-бурых холма, бывших раньше машинами. Радостно приветствующая май одолень-трава уже покрыла обе густым мохнатым ковром, шевелящимся и тянущимся к людям. Ну, или к человеку и двум антропоморфным мутантам.
– Сам увидишь, – Хаунд остановился, пристально рассматривая трещины площадки перед гаражами, – тут чисто… С базы закатывали внутрь ласточку, йа… Гут, это не страшно.
– Постовых нет… – поделился Зуб, оглядываясь.
– А на кой они хрен, если у Птаха пяток отнорков, а внутрь попадешь только если взорвешь вход? – Хаунд хмыкнул, заходя внутрь левого гаража. – Да и воевать они тут не любители, все больше по найму узких специалистов. Барыги, йа.
Внутри оказалось темно, хоть глаз выколи. Эдди спотыкался, щурясь высматривал бодро идущего вперед Хаунда, которому темнота была нипочем. Мутант, он и есть мутант…
Тот остановился у большого щита, где когда-то давно, наверняка, висели багры, лопаты и конусы для песка. На фига? Ответ оказался прост, рассмотреть не позволяла темнота. Конструкция с одной стороны крепилась к стене на самых обычных петлях, даже не смазанных, люто заскрипевших, когда Хаунд распахнул щит-маскировку.
За ним обнаружилась стандартная по текущим временам толстая стальная гермодверь, а как же еще? По ней, с равными промежутками, загрохотал кулак Хаунда. Стучал тот с оттяжкой, разнося вокруг гулкий звон. Эдди даже опасливо оглянулся, опасаясь заметить парочку голодных с утра зверей, решивших полакомиться нагло зовущим завтраком.
Какие признаки рассказали Хаунду о внимании и людях с той стороны – непонятно, но к звону добавился голос:
– Открывай лиса! – гаркнул Хаунд. – Медведь пришел… Открывай, не то сломаю.
Ждать пришлось недолго. Герма, в отличие от щита, не скрипела совсем, мягко проворачиваясь на полностью рабочем механизме. И встретили их…
Встретили их вовсе не наставленные стволы, как того справедливо ожидал Эдди. А просто взглядом с укоризной.
Молодой, но уже поплывший в стороны на явно хороших хлебах привратник грустно смотрел из-под густой шапки черных волос.
– Хаунд, неужели нельзя уважать чужую приватность и безопасность, не грохоча на всю ивановскую?
– У-у-у, йа… – протянул Хаунд, рассматривая его, – смотрю, Гуцул, тебе полностью идет на пользу хорошая сладкая жизнь у Птаха. Сколько еще наел, килограммов пять? Второй подбородок прям хорош, гладкий, наверное, если побреешься… бабам нравится? И слова какие узнал… на всю ивановскую, йа. Умнеешь на глазах.
Гуцул промолчал, но глянул так, что становилось ясно: гордый он человек, даже чересчур.
