– Надеюсь, не слишком долго. И надеюсь, ему не придет в голову отыграться на моих гвардейцах, а главное, коне.
– Ну что вы, не настолько еще внучатый племянничек сошел с ума. Все в замке знают, что я не люблю, когда обижают животных.
– То есть все здесь знают о вас, но не видят?
– Ну отчего же. Иногда видят. Но видимые формы требуют слишком много энергии, потому я их не балую своим присутствием. Разумеется, иногда приходится.
– То есть ко мне вы пришли в невидимой форме… Ничего не понимаю, барон.
– Можете называть меня по имени, тезка. Я Шарлемань Андреде Грасси, тринадцатый и последний барон Грасси.
– Благодарю, Шарлемань. – Андре поклонился. – Но ведь ваш младший брат получил титул, как и его сын, и внук.
– Незаконно. Завещание моего отца, где он лишает второго сына имени и права наследования, хранится здесь же, в библиотеке. Конечно же, его искали и хотели уничтожить, но кто ж им позволит. Кстати, вам не кажется, что Гастон утомился орать в достаточной мере, чтобы вспомнить о воспитании? Его матушка, да пребудет ее душа в покое, изо всех сил пыталась привить на этот дичок хоть какое-то представление о благородстве. Иногда даже с толком. По крайней мере, он выучился держать вилку и отличать геральдического грифона от лося.
Слушая тезку-барона, Андре невольно улыбался. Не увидев косматое нечто воочию и не услышав потоков площадной брани, он бы посчитал Шарлеманя желчным старикашкой, завидующим живым. Но не сейчас.
– Сочувствую, тезка. Но почему, если вам столь неприятен внучатый племянник, вы остаетесь здесь?
– Увы, мое тело захоронено неправильно, и это привязывает меня к данной местности. Вот если бы вы оказали любезность и провели нужные ритуалы…
– С удовольствием, Шарлемань. Если бы я знал, что это за ритуалы.
– О нет, не торопитесь, Андре. Видите ли, если провести нужные ритуалы, то я смогу перемещаться вместе с вами. Те же полмили, максимум – миля. Но мы будем связаны.
– Вот как…
– Только так, увы. С другой стороны, это – один из возможных способов обмануть вашу анафему. Не углубляясь в дебри менталистики, проклятие завязано на имени и самоидентификации личности. Имя вы сменили, по счастью – официально. Его высочество Морис оказал вам бесценную услугу, но ее недостаточно.
– И?..
– Вы предоставите мне свое тело, я вам – свое имя и самосознание. Временно! Достаточно будет мгновения, чтобы проклятие убедилось в вашей гибели и самоуничтожилось. Видите ли, проклятие действует не на тело, а на дух… да не бледнейте вы так, Андре! Разумеется, я клянусь не причинять вам вреда и покинуть ваше тело немедленно. Я категорически против подобных экспериментов, протяженных во времени! Знаете ли, сумасшествие – вовсе не то, о чем я мечтал. Короче говоря, мы останемся связаны, сможем общаться мысленно, но ваше тело, разум и воля останутся вашими. Я же смогу учить вас, ну и выбраться наконец из этой дыры! Кстати, официальный титул барона Грасси вы тоже получите, если сочтете нужным. Завещание-то цело, и любой имперский маг подтвердит его силу. Ну, что скажете?
– Скажу, что это безумно заманчивое предложение. Особенно в части «снять проклятие». – Андре скептически оглядел стеллажи с книгами. – А сделать так, чтобы ваши знания стали моими напрямую, никак?
Шарлемань рассмеялся.
– Ох уж эта молодежь… Андре, друг мой, знания – это неотъемлемая часть личности. Передав вам свои знания напрямую, я сольюсь с вами, и мы дружно сойдем с ума. Только представьте себе, что за монстр из нас выйдет! И хорошо, если этот монстр быстренько сам себя уничтожит, а если нет? Сохрани Единый от такой напасти! – и барон осенил себя святым кругом.
– Да уж, перспектива не блестящая. Но вы уверены, что у вас получится не слиться со мной?
– Весь вопрос в степени слияния, друг мой. За мгновение, требуемое проклятию, мы оба несколько изменимся. Скажем… как меняются близкие друзья за год-два. Может, три. Возможно, мгновение слияния скажется и на вашей внешности, но незначительно. Впрочем, для вас это будет скорее плюсом, ведь вы и без анафемы не собираетесь возвращаться к прежнему имени и прежней жизни.
– Вы правы, Шарлемань.
У Андре голова шла кругом, и тоненький голосок внутри пищал: нет, ни за что, я боюсь! Призрак только и думает, как украсть мое тело! Все люди сволочи! Никому не верю!..
– Не торопитесь, подумайте, друг мой. Возможно, мы сумеем найти и другой способ избавить вас от анафемы. В этой библиотеке собрана древняя мудрость, наверняка найдется и рецепт вашей свободы. А для меня десятилетием больше или меньше – не так уж важно.
В библиотеке повисло молчание, прерываемое лишь глухими звуками ударов в дверь. Надо же, Андре и не обратил внимания, что Гастон пытается ее выломать.
– А, плюньте, друг мой. Он пытается каждый раз, когда дверь становится видимой, но она как стояла, так и стоит. Ее зачаровал еще мой трижды прадед. Скоро Гастону надоест.
– То есть считать эти звуки вежливым стуком вы отказываетесь.
Андре внимательно посмотрел на дверь, которая даже не вздрогнула от очередного удара, да и звук слышался еле-еле, как сквозь толстенный слой ваты.
– Ну… – Шарлемань сделал вид, что прислушивается и размышляет. – Слишком настойчиво, вы не находите?
– Пожалуй, пожалуй, – кивнул Андре… и рассмеялся.
Несколько мгновений они смеялись вместе, а затем Андре, послав все внутренние голоса в пень трухлявый, решился:
– Я согласен на ритуал. Не вижу смысла чего-то ждать.
– Уверены? Процесс необратим.
– Уверен. Мне давно надо было что-то кардинально поменять в этой жизни.
– Что ж… встаньте, будет удобнее.
Андре поднялся, опять же не обращая внимания на доносящуюся из-за двери брань и отзвуки ударов. Шарлемань тоже поднялся и, не давая себе труда изображать человека из плоти и крови, подплыл к нему, коснулся…
Сначала Андре обдало холодом – нежным, невероятно приятным, словно глоток ледяной воды в жаркий полдень. А потом мир изменился. Проступили нити, потоки, целые пласты разноцветных энергий, организованные в завораживающе прекрасные системы. Показалось, он понял, как все устроено! Мало того, мог менять мир по собственному желанию! И он захотел – увидеть, понять! Повинуясь его желанию, стены стали прозрачными, и он проследил за самой яркой, самой важной нитью – до ниши в винном подвале, до скелета в нише. Откуда-то он знал, что Шарлеманя замуровали живым, вместе с родовым перстнем, который не желал даваться в руки бездарным. И ровно на одно мгновение он сам стал Шарлеманем, окунулся в пыльную горечь его воспоминаний, в прохладные струи надежд… и перестал быть.
Глава 10, бизнес и очень много личного
Брийо, Пале-Рояль, два дня спустя
