– Вас что-то смущает, Тиль? – Взгляд Андре стал жестким. – Я не скрываю, что нуждаюсь в деньгах. Баронство досталось мне разоренным подчистую, и если я продолжу традицию благородных предков, то вскоре мои люди умрут с голоду. Так что если мадам Жозефина хорошо платит…
– Да, она хорошо платит. Извините, Андре, я не привыкла… – Тиль вздохнула, – к такой честности со стороны мужчин.
– Супруг Тиль до конца делал вид, что его сундуки ломятся от золота, а когда умер – в них нашлись лишь долговые расписки, не так ли, Тиль? – помог ей Драккар. – Боюсь, мою семью после смерти отца ожидает то же самое.
– У вашей семьи есть вы, Джеймс.
– И у вас, Тиль, тоже есть я, – улыбнулся ей капитан. – Я и Андре. Надеюсь, предприятие Жозефины принесет прибыль.
– Думаю, принесет. Я… я буду помогать Жозефине с институтом для девушек. Это мне нравится больше, чем делать представления в «Доме».
Она прямо взглянула в глаза Андре, в глубине души опасаясь, что сейчас он скривится, скажет что-то типа «фу, бордель» и обольет ее презрением. Глупо, да? Ужасно глупо и нелогично, но когда люди были логичны, если дело касается предрассудков?
Правильно, никогда.
– То есть это – не Жозефины, а ваше общее дело? – спросил Андре.
Тиль хотела сказать «да», но осеклась. Андре же признался, что нуждается в деньгах, а если она признается, что институт – ее дело, то он не возьмет платы за уроки. А значит, она будет ему морально должна. Нет, так не пойдет! Она не хочет быть никому должной. И не хочет ставить его в неудобное положение: занятий нужно немало, времени на них тоже, а это значит, Андре не сможет в это время добывать деньги другим способом. И в результате ему быстро надоест благотворительность, и учителя они потеряют. А этого Тиль точно не хочет!
– Нет, я лишь помогаю Жозефине. Вы в самом деле поможете?
– Конечно, Тиль.
– Я вам очень благодарна. – Она вздохнула и оглянулась на темное окно. – Ресторация скоро закроется. Мне пора домой.
– Я провожу вас, Тиль.
– Нет! – Она постаралась смягчить отказ улыбкой: расставаться с Андре она не хотела, но показывать ему свой дом была не готова. Слишком просто ему будет, узнав адрес, выяснить ее настоящую фамилию. – Я не могу показаться с мужчиной, моя репутация… Приходите завтра к Жозефине. К обеду, пока заведение не открылось. Хорошо?
Андре согласился. А Тиль поймала себя на том, что немного разочарована: слишком легко он отказался от продолжения встречи сегодня. И вообще, он мог бы позвать ее к себе, тогда бы ее репутация не пострадала. Или он женат?! Он слишком хорош, чтобы быть свободным… Ох, черт, почему все вдруг стало таким сложным?!
Глава 21, о дирижаблях и прочих безумствах
Шато «Ундина», следующий день
Матильда
Она проснулась с ощущением, что у нее есть крылья. И все утро не переставая улыбалась. Сердце сладко замирало от воспоминаний о вчерашней встрече, и совсем не хотелось думать умные и предусмотрительные мысли! Она, как Скарлетт, отложила их на завтра, а сегодня просто наслаждалась прекрасным днем и чувством полета.
– Вы сегодня сияете, моя богиня! – приветствовал ее дон Сальваторе, когда Тиль вышла к завтраку. – Клянусь, я сожгу портрет, который рисовал вчера! Он не передает и капли вашего очарования! Я нарисую вас… да, я нарисую вас такой, как сегодня.
– Сальваторе, льстец. – Тиль протянула ему руку для поцелуя.
– Я самый правдивый человек на свете! Искусство не способно лгать!
Тиль только покачала головой. Ох уж эти художники! По крайней мере, дон Даэли трезв, чист, доволен жизнью и постоянно что-то рисует, а все прочее – не суть важно.
– Что ж, тогда я жду от вас сводку правдивых новостей, друг мой. О чем нынче говорят в столице?
Когда дон Даэли успевал еще и общаться с половиной Брийо, Тиль даже представить себе не могла. Наверное, у него где-то завалялась машина времени. Чем Тиль и пользовалась без зазрения совести: вместо того, чтобы читать газеты, она слушала ежеутренние специальные выпуски «Богемного сплетника» в исполнении экспрессивного испалийца.
– О мадам де Крепон, новой фаворитке императора, – начал свой отчет Сальваторе. – Говорят, она собирается посетить бал в ратуше, который состоится через три недели, в каком-то невероятном туалете. Все дамы сходят с ума, пытаясь вызнать, в каком именно, и заказать себе такой же. Еще говорят о войне с Астурией. Вчера «У Максима» была драка, императорские гвардейцы арестовали полдюжины пьяных шевалье, еще дюжина сбежала. Еще сплетничают об успехе Жозефины и делают ставки на следующую новинку.
Даэли со вздохом отпил шамьет, но Матильда сделала вид, что не понимает намека. Пить вино по утрам – моветон!
– Брийо – это болото, моя богиня! Вонючее стоячее болото! Вы знаете, что мне вчера заказали?! Супруга прокурора пожелала, чтобы я запечатлел ее в самом богатом платье и самых лучших драгоценностях, и чтобы рама была потолще, золоченая и непременно с резьбой! О светлые Небеса! Я ненавижу этих буржуа, у них ни вкуса, ни стиля!
– Зато у них есть деньги, – без малейшего сочувствия пожала плечами Тиль.
– Деньги, деньги, дребеденьги… – Дон Даэли с выражением вселенской печали допил свой шамьет. – Презренные деньги и никакого искусства! Они все такие одинаковые! Толстые матроны, чопорные девицы, пухленькие младенцы в одинаковых позах и позолота, позолота и снова позолота! Я изнываю от тоски и печали! Моя муза позабыла меня и не предлагает ничего нового.
– Неужели ты дорисовал эскизы для следующего представления у Жозефины?
– Там нечего рисовать, совершенно нечего! Все эти восточные костюмы и орнаменты, моя богиня, – работа для ремесленника, а не художника. – Испалиец чуть не пустил слезу. – Ну почему, почему вы не хотите показать людям те чудесные механизмы? Они же прекрасны!
– Какие механизмы? – опешила Тиль.
– Те чертежи, что вы вчера оставили на столе в гостиной. Это просто великолепно! Потрясающе! Какие смелые очертания, светлые Небеса! Что это такое? То, с двумя колесами?.. А с глазами?.. А…
– Тише, Сальваторе, тише! – рассмеялась Матильда. – Это мои новые проекты, но не для шоу, а для производства. Обещай мне, что никому о них не расскажешь, пока я не запатентую свои изобретения.
– Конечно! Никому! Я нем, как могила. Но я же могу это нарисовать? О, сегодня мне приснилось нечто совершенно изумительное, такое… – Он принялся выписывать в воздухе странные фигуры.
– Ну так нарисуй то, что тебе приснилось.
Даэли погас и сделал брови домиком.
– Но за это никто не заплатит! Это – не пухлые младенцы и не жена прокурора с лицом, как непропеченная булочка! Искусство никому, никому не нужно! О, эти отсталые, косные буржуа… и дворяне – тоже косные и отсталые!
