На миг перед ее внутренним взором возникло лицо Андре – хмурое и усталое.
«Тиль?» – он вскинулся, завертел головой, и вот – поймал ее взгляд, потянулся к ней…
И вдруг все исчезло, словно дверь захлопнулась.
Перед глазами остался лишь радужный туман, через который Тиль ровным счетом ничего не видела. А на плечи легли тяжелые руки.
– Прелестно, любовь моя, изумительно! Я знал, ты еще не раз удивишь меня, – голос Маньяка опять был невыносимо довольным и жестким, как танковая броня. – Как ты это сделала?
– Не знаю, – неожиданно для себя Тиль всхлипнула.
– Глупая, глупая девочка, – почти нежно проворчал Маньяк и переместил ладони ей на виски. Неожиданно теплые и очень, очень желанные ладони. Тиль даже застонала, так приятно… нет, живительно было их прикосновение. – Разве тебя не учил твой лживый любовник, что нельзя перенапрягаться, особенно когда работаешь с темными заклинаниями? А уж с неизвестными темными заклинаниями и подавно!
Он что-то еще объяснял о темной магии – поглощение, резонанс и прочая, прочая, наверняка безумно важное и интересное, но смысл ускользал от Тиль, голова кружилась, а радужный туман почему-то стал мокрым и соленым.
А потом ее подхватили на руки и куда-то понесли. Честно говоря, ей уже было все равно, куда, хоть сразу на кладбище.
И только Дух Мортале, приникший к ее груди, сыто и довольно урчал.
Глава 28, о настоящих друзьях
Брийо, камера в Бастьи
Андре
Решетчатое окошко в двери с душераздирающим скрипом открылось, мелькнул тусклый свет, а затем за решеткой показался глаз. Один. Больше в крохотном окошке не помещалось.
– К вам гость, шевалье Вульф. Будьте любезны, оставайтесь на месте.
– Буду, дружище, куда ж я денусь, – вздохнул Андре, не вставая с соломенного матраса, прикрытого медвежьей шкурой.
Эту шкуру вместе с парой авантюрных романов, дюжиной бутылок руанского, новенькой колодой карт и запиской Андре получил в первую же ночь своего заточения. В записке почерком Мориса значилось: «Сиди смирно и не ломись в открытую дверь, а то безвременно погибнешь при попытке к бегству». А с тех пор вот уже трое суток – ничего. Ни вызова на допрос, ни посетителей, ни-чего! Ну, если не считать нескольких корзин с провизией, из которых Андре поочередно добыл и сдал тюремщику напильник, кинжал, веревку, флакон с сонным зельем и неопознанный артефакт, воняющий темной магией. И снов. Дерьмовых снов, в которых он пытался выбраться из запертых комнат – незнакомых, роскошных и явно находящихся в самом центре столицы: за окном виднелся шпиль центрального храма. Еще в этих снах он почему-то постоянно путался в юбках и чувствовал себя крайне странно, словно бы не самим собой. А проснувшись, не находил себе места от тревоги за Тиль, уговаривал себя, что с ней все в порядке – ее же не было в императорском дворце, и никто, кроме Драккара, и не подумает связать ее с выдавшим себя некромантом.
– Вы же понимаете, правила. – Открыв дверь, тюремщик сначала заглянул сам, подмигнул Андре (шутка ли, он выиграл уже дюжину империалов и пять бутылок руанского!) и поставил на пол еще одну корзину с торчащим оттуда бутылочным горлом. – В вашем распоряжении час до обхода, шевалье.
Следом за тюремщиком в камеру вошел Джеймс. В мятом алом мундире, небритый и усталый, как демон после приема внеочередной партии грешников. Он него даже пахло, как будто он из преисподней вылез – гарью, кровью и потом.
– Принеси воды умыться, дружище, – попросил тюремщика Джеймс и, отстегнув шпагу, рухнул на матрас рядом с Андре. – Проклятье. Ненавижу святош!
– Вы взяли Пресветлого?
– Нам выдали его труп, когда мы начали жечь демонов монастырь, где он собирался держать осаду до пришествия драконов.
– М-да… и не предали анафеме?
– Это не спасло бы монахов, так что – нет.
Андре протянул Джеймсу предпоследнюю бутылку руанского.
– Прости, с посудой тут плохо.
Вместо ответа капитан присосался к бутылке, выхлебал почти половину и только тогда утер усы рукавом и поглядел на Андре.
– Ну, как отдыхается?
– Лучше, чем в подвалах инквизиции. Что там слышно о моем деле?
– А ничего. Его величеству не до тебя, так что отдыхай дальше.
– Светлые Небеса, сколько мне тут еще торчать?! И что там, снаружи, творится? Как Морис?
– Неделю, может быть две. Морис теперь наследник, Себастьена отправили в южную резиденцию с десятком лекарей, поправлять здоровье. Кардиналы грызутся за тиару Владетеля. Конте и Д'Амарьяк осаждают императора с законопроектами, возвращающими права темным магам и некромантам, совет министров опять же грызется, придворные метут хвостами перед новым наследником. А я не спал трое суток.
– Ну так спи. Здесь все равно делать больше нечего. Только скажи мне, что там Тиль? Ее же не задело всем этим безумием?
Драккар посмотрел на него как-то странно и отпил еще руанского.
– Закусывай, капитан. – Андре протянул ему вытащенный из корзины кус ветчины, завернутый в салатные листья.
Джеймс с голодным ворчанием откусил кусок и зажмурился от простого человеческого счастья. Видимо, за эти трое суток не то что спать, и есть было некогда.
– А своей невестой не поинтересуешься? – дожевав, проворчал он.
– Невестой? – Андре не сразу сообразил, о ком это Джеймс. – А… потом. Ты виделся с Тиль?
– Нет.
Что-то в тоне Джеймса послышалось такое, что Андре охватил новый приступ тревоги.
– Проклятье. Драккар, мне нужно отсюда выбраться.
– Иди, – Джеймс махнул на прикрытую, но не запертую дверь.
– Издеваешься.
– Ничуть. Несколько рыцарей Ордена ждут тебя, не смея отлучиться на отлить. Там даже карета без окон имеется, готов спорить, для тебя.
– Драккар, когда это я успел наступить тебе на хвост? – нахмурился Андре. – Если я тебя чем-то задел, скажи прямо.
– Не мне, командору Д'Амарьяку, причем на глазах всего двора. Тебе не приходило в голову, что унижать его – кретинская затея?
– Проклятье! Я понятия не имел, что ему зачем-то сдалась Мими, или как там ее. Она же – пустое место!
– И ради пустого места ты отказался от Тиль, – покачал головой Джеймс, забывший даже о недоеденном куске ветчины. – Что на тебя нашло? Или это тоже было частью вашего иди… проклятье! Да, идиотского плана!
Джеймс яростно впился в ветчину, а Андре вздрогнул – отчего-то ему показалось, что на месте ветчины друг сейчас представляет его горло.
– Да не отказывался я от Тиль! Я люблю ее!
Джеймс что-то сердито проворчал с набитым ртом.
