Они всегда являлись поздно вечером, на растущей луне. Мужчины и женщины преодолевали долгие мили льда и снега, в санях или верхом на захудалой лошаденке, даже пешком. Они приносили яйца, вяленое мясо, муку, зерно; везли копченую рыбу, кирпичики соли, головы сыра, вино в бутылках, чай в жестяных банках и непременно сахар – целыми мешками, ибо Магда, как известно, любила сладкое. Они приходили за приворотным зельем или ядом, который нельзя распознать, умоляли сделать их красивыми, богатыми, здоровыми.
Когда в дверь стучали, Надя пряталась. По приказу ведьмы она забиралась на самую высокую полку в кладовой. «Молчи и не высовывайся, – наказывала Магда. – Не хватало еще, чтобы пошли слухи, будто я краду девочек». И вот Надя сидела в кладовой с Владчеком, грызла пряное сухое печенье или сосала лакричный леденец и наблюдала за работой ведьмы. Девочка легко могла выскочить к людям, закричать, что Магда удерживает ее силой, и попросить, чтобы ее отвезли домой. Вместо этого она сидела тихо-тихо, не издавая ни звука. Во рту растекалась сладость, а Надя смотрела, как люди приходят к старухе со своими просьбами, отчаявшись или негодуя, но при этом проявляют к ней неизменную почтительность.
Магда давала им капли для глаз, лосьоны для укрепления волос, разглаживала морщины, стучала по груди, пока хворый не отхаркивал черную желчь. Надя не могла понять, что из этого – настоящее целительство, а что – лишь умелое представление, пока однажды ночью к ведьме не пришла женщина с кожей, точно воск.
Как и остальные, она была страшно худой, с впалым, резко очерченным лицом. Магда задала ей вопрос, которым встречала всякого, к ней приходившего: «Чего ты хочешь?»
Задыхаясь от рыданий, женщина рухнула на руки ведьмы, и та принялась гладить ее по плечам, бормотать что-то ласковое, утирать слезы. Надя не могла разобрать слов – они переговаривались слишком тихо. Перед уходом незнакомка достала из кармана крохотный мешочек и высыпала его содержимое на ладонь Магды. Надя вытянула шею, стараясь получше разглядеть, что там такое, но ведьма быстро сжала кулак.
С утра Магда отправила девочку чистить снег. К обеду та справилась, но ведьма опять выпроводила ее из дома, сунув в руки тарелку тушеной трески. С наступлением вечера, когда Надя закончила посыпать края расчищенной дорожки солью, над опушкой поплыл запах имбирного печенья. Аромат щекотал ноздри и был таким густым, что почти пьянил.
За ужином Надя с нетерпением ждала, когда Магда откроет духовку, но на десерт старуха поставила перед ней тарелку с вчерашним лимонным кексом. Пожав плечами, девочка потянулась за сливками, как вдруг услыхала негромкое гуканье. Она посмотрела на медвежонка, но Владчек спал в своей корзинке, ровно посапывая. Гуканье повторилось, за ним последовало нечто похожее на жалобный хнык. Звук определенно доносился из духовки.
Надя вскочила из-за стола, едва не перевернув стул, и в ужасе уставилась на Магду. Старая женщина, однако, и бровью не повела. В дверь постучали.
– Ступай в кладовку, – велела Магда.
На мгновение Надя замерла между столом и дверью, точно угодившая в паутину муха, у которой еще есть силы освободиться из тенет, но затем скрылась в кладовке, не забыв затащить с собой на верхнюю полку медвежонка, чье теплое меховое тельце и сонное похрапывание ее успокаивали.
Магда открыла дверь. Женщина с восковым лицом стояла на пороге и не двигалась, словно боялась войти в дом. Ведьма обернула руки полотенцем и распахнула железные дверцы духовки. Оттуда послышался пронзительный детский плач. Пришедшая схватилась за косяк – у нее подогнулись ноги; она зажала рот ладонями и беззвучно зарыдала. Грудь ее ходила ходуном, по впалым щекам градом катились слезы. Магда завернула пряничного младенца в красный платок и вложила извивающийся, мяукающий сверток в протянутые руки женщины, трясущиеся от волнения.
– Милаша, – заворковала та, что означало: «Сладкая моя девочка».
Она круто развернулась и исчезла в ночи, не потрудившись затворить за собой дверь.
На следующий день Надя не притронулась к завтраку. Остывшую кашу она отдала медвежонку, но Владчек воротил нос от миски, покуда ведьма заново не подогрела ее на плите.
Не дожидаясь расспросов Магды, Надя сказала:
– Это же не настоящий ребенок. Зачем она его взяла?
– Для нее он вполне настоящий, – возразила старуха.
– Что с ним будет? А с ней? – Надя едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик.
– В конце концов от младенца останутся одни крошки, – невозмутимо промолвила Магда.
– И что потом? Ты испечешь нового?
– Мать умрет гораздо раньше. У нее та же лихорадка, что унесла дитя.
– Так излечи ее! – Девочка хлопнула по столу ложкой, к которой не прикоснулась за завтраком.
– Она не просила лекарства. Она просила ребенка.
Надя схватила варежки и, топоча, выбежала на улицу. Обедать она не пришла. Хотела пропустить и ужин – показать ведьме, что думает о ней и ее ужасном колдовстве, – но к вечеру в животе урчало от голода, и когда Магда поставила перед ней блюдо с утятиной под охотничьим соусом, Надя взялась за нож и вилку.
– Я хочу вернуться домой, – пробормотала она, глядя в тарелку.
– Так иди, – сказала Магда.
* * *
Морозная, снежная зима не отступала, но в окнах домика Магды всегда горел уютный золотистый свет. Надины щечки налились румянцем, одежда стала тесноватой. Девочка научилась готовить укрепляющие тоники, не заглядывая в рецепт, и печь миндальный кекс в форме короны. Она отличала целебные растения от ядовитых и знала, какие их них целебны благодаря своему яду.
Надя понимала, что Магда раскрывает ей далеко не все тайны своего промысла, и была этому только рада, убеждая себя, что ничего не хочет знать о темной стороне ведьмовского ремесла. И все же порой девочку разбирало нестерпимое любопытство, по силе не уступавшее голоду.
Однажды утром она проснулась от того, что слепой ворон стучал клювом по подоконнику, а на улице – кап-кап-кап! – с крыши капала вода. Ярко светило солнце. Пришла оттепель.
На завтрак Магда подала сдобные булочки со сливовым джемом, отварные яйца и молодую зелень. Надя уминала все подряд, страшась того момента, когда трапеза закончится. В конце концов она наелась так, что больше не могла проглотить ни кусочка.
– Чего ты хочешь? – спросила Магда.
Надя в нерешительности замялась.
– Если я уйду, можно мне будет…
– Нельзя ходить туда-сюда – не воду из колодца носишь. Я не позволю тебе привести к моему порогу монстра.
Монстра. Надя поежилась. Значит, она не ошиблась насчет мачехи.
– Чего ты хочешь? – повторила вопрос ведьма.
Надя вспомнила танцующую Женечку Лукину, застенчивую Лару, Бетю, Людмилу и всех остальных девочек, с которыми не была знакома.
– Я хочу, чтобы отец избавился от Карины. Чтобы жизнь в Дуве снова стала спокойной. Я хочу вернуться домой.
