– Molo, makhulu, – сказала я. Здравствуй, бабушка.
– Molo, mtwana, – ответила Бьюти. Здравствуй, дитя мое.
– Thandiswa, – напомнила я ей. Я попросила Бьюти дать мне имя на коса, и она выбрала Thandiswa, потому что это значит “тот, кого любят”.
– Molo, Thandiswa, – исправилась Бьюти.
– Unjani, makhulu? – Как ты, бабушка?
– Ewe, Thandiswa. Sikhona!
[113] – Тут Бьюти переключилась на английский: – Как прошел день?
– Отлично.
– Как в школе?
– Тоже отлично.
Бьюти долго смотрела на меня.
– Все в порядке?
– Да.
– Были какие-то сложности из-за того, что я не дома?
– Нет, все нормально.
Бьюти вздохнула:
– Ну хорошо. Я хочу принять ванну, а потом буду готовить ужин.
– Ладно. – Я кивнула, стараясь не встречаться с ней взглядом.
Когда вода перестала шуметь и я уверилась, что Бьюти легла в ванну, я тайком вытащила письмо и фотографию из-под матраса и спрятала их в своем тайнике в туалетном столике Эдит. Себе я сказала, что еще только вторник и у меня целых пять дней, чтобы передать Бьюти письмо и фотографию вместе с инструкциями от Номсы, но вообще-то, как только возбуждение выветрилось и мне стали ясны намерения Номсы, я приняла решение.
Номса явно скрывалась от тайной полиции и явилась в парк, чтобы забрать Бьюти. Наверняка она собирается вместе с ней вернуться в Транскей, потому что Бьюти всегда говорила, что там Номса будет в безопасности. Не было другого объяснения внезапному появлению Номсы, ее странному поведению и желанию поскорее увидеть Бьюти, после того как она год скрывалась неизвестно где.
Это решение далось мне проще, чем я думала; воскресенье, два часа дня настали и прошли. Бьюти, не сознававшая значимости этого дня и того, что ее блудная дочь находится меньше чем в квартале от нее, провела эти часы, присматривая за мной и Морри в квартире Голдманов, пока родители Морри ездили на дневной сеанс в кино “Маркет” в Ньютауне. Я объявила, что хочу провести воскресенье у Голдманов, потому что они недавно купили телевизор, но на самом деле мне хотелось устроить так, чтобы нас не оказалось в квартире Эдит, если Номса явится туда искать Бьюти.
Всю следующую неделю я ждала стука в дверь или телефонного звонка, которые отнимут у меня Бьюти, но они так и не прозвучали. Я перестала ходить в парк и притворилась больной, чтобы вовсе не выходить из дома. Все это время я следила за Бьюти, и радость от того, что Номса не добралась до нее, заглушала чувство вины.
Если Номса печется о Бьюти так же, как я, если она действительно хочет быть с ней, она бы нашла способ с ней связаться. Она бы не сдалась так легко. Кто упорнее сражается, тот и любит Бьюти больше.
50
Бьюти
10–20 сентября 1977 года
Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка
– Бьюти, хочешь чаю? – спрашивает Робин.
– Нет, девочка моя, спасибо.
– Хочешь послушать какую-нибудь историю по моему приемнику “Багз Банни”?
– Мне хочется просто посидеть в тишине, но спасибо.
Робин уходит на кухню и открывает воду.
– Что ты там делаешь? – кричу я.
– Мою посуду.
– Оставь. Я завтра помою.
– Нет, все нормально. Мне нравится помогать тебе, – говорит она.
Закончив с мытьем тарелок, Робин скрывается в спальне и возвращается с моими шлепанцами:
– Может, переобуешься?
У меня не хватает духу сказать ей, что шлепанцы – слишком жарко в такой вечер. Я позволяю ей надеть мне на ноги шлепанцы и хлопаю по дивану рядом с собой. Робин садится, я притягиваю ее к себе и целую в макушку.
– Ты слишком добра ко мне, – говорю я.
Она молчит. Только придвигается ближе и прижимается ко мне. Я спрашиваю себя, что делают сейчас мои мальчики. Спрашиваю себя, скучают ли они по мне так же, как я по ним.
У девочки под глазами темные тени, похожие на синяки. У нее утомленный вид, ногти снова обгрызены – так же, как когда я увидела ее в первый раз. Она говорит, что больна и чтобы я не отправляла ее в школу, но у нее точно нет ни температуры, ни каких-либо признаков болезни – только бессонница и тревога.
– Что-нибудь не так, моя девочка? Тебя что-то тревожит?
– Нет, со мной все в порядке. – Она улыбается.
В дверь стучат, и я встаю, чтобы открыть, но Робин тянет меня назад:
– Не обращай внимания. Мы никого не ждем. – Она встревоженно переводит взгляд с двери на меня.
– Моя девочка, дай мне посмотреть, кто там. – Нежданные гости заставляют меня тревожиться. Лихорадка уже являлся сюда; может прийти и еще раз.
Кто бы там ни был, он стучит еще раз.
– Нет, правда, – говорит Робин. – Вряд ли там что-то хорошее. Давай просто сделаем вид, что нас нет дома.
– Робин, открой. Я знаю, что ты дома, – доносится голос из-за двери.
Это Морри. Когда я открываю дверь, он стоит там, насупленный, обиженный и сердитый.
– Здравствуй, Бьюти. – Он шагает мимо меня и обращается к Робин: – Ты куда делась? Почему больше не ходишь в парк?
Робин пожимает плечами:
– Занята была.
– Чем?
– Разным. Я дома, с Бьюти. – Она виновато смотрит на меня.
– Ну ладно, тогда я с тобой. – Морри направляется к дивану. – У меня пара новых фотографий, хочу показать тебе.
Робин преграждает ему путь:
– В другой раз, ладно?
Морри сердито взмахивает руками.
– Когда?
– Может, на следующей неделе.
– Честное слово?
Робин кивает. Когда Морри уходит, она садится рядом со мной и кладет голову мне на плечо.
51
Робин
29 сентября 1977 года
Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка
Говорят, беда не приходит одна, так что мне, наверное, следовало догадаться, что это начало конца. Первое несчастье произошло, когда Морри убедил меня покинуть Бьюти и квартиру.
Мы провели вторую половину дня в библиотеке, пополняя наши книжные запасы.
– А не рановато тебе? – нахмурилась библиотекарша, когда я протянула ей книги, чтобы она записала их. – Это для взрослых.
Я сунула “Объявлено убийство” Агаты Кристи в стопку детских книг, надеясь, что библиотекарша ее не заметит.
