– Вот теперь я готова.
Дом был очень большой и обжитой и потому богатый. Ковры в коридорах были ужасно некрасивые, а значит, наверное, очень дорогие, но кое-где прохудились. Перила многочисленных лестниц, по которым спускались Вивиан и Джонатан, так стерлись от времени, что резьба на них почти сгладилась. У ступеней посередине были выемки от бесчисленных ног, топтавших их годами. Тут и там какие-то люди старательно натирали ступени мастикой. Джонатан провел Вивиан вниз не прямо, а зигзагами, по четырем разным лестницам, чтобы не столкнуться ни с кем из этих людей, и наконец они очутились на первом этаже.
Джонатан вздохнул с облегчением.
– Теперь можно, чтобы нас заметили, – сказал он.
Вивиан посмотрела сначала на мозаичный мраморный пол, потом на широкую дубовую лестницу, а затем на череду стрельчатых окон, а может, и дверей по ту сторону. Увидела снаружи плавно уходящую вниз городскую площадь с фонтаном посередине.
– Что это за дом? – спросила она.
– Годичный дворец, – ответил Джонатан. – Нам сюда.
Он провел Вивиан по узорчатому мраморному полу туда, где вестибюль плавно переходил в комнату, полную резных пустых каркасов – видимо, кресел. За аркой какая-то женщина говорила по чему-то вроде телефона, хотя было больше похоже, что она смотрит в зеркало и говорит в увеличительное стекло.
– Буду через пять минут, – сказала она, бросив взгляд на Джонатана и Вивиан, – и мы все уладим. Мне тут надо кое с чем разобраться. Пока. – Она убрала увеличительное стекло в паз возле зеркала, повернулась и уставилась на Вивиан.
Тут Вивиан вдруг стало очень неловко. На лице у этой женщины была та же затаенная тревога, что и у мамы с тех самых пор, как объявили войну. И хотя она была совсем не похожа на маму – с такими же складочками на веках, как у Джонатана, и такой же мерцающей полосой перед глазами, – Вивиан поняла, что перед ней живой человек со своими самыми настоящими заботами, точь-в-точь как мама. Да, она была в черно-желтой пижаме и с диковинной прической, но врать ей было бы нехорошо. А Джонатан врал ей как ни в чем не бывало.
– Мама, ты ни за что не догадаешься, кто это! – воскликнул он. – Это же кузина Вивиан, Вивиан Ли! Прямиком из двадцатого века.
Его мама подняла руку и запустила пальцы в иссиня-черные волосы.
– О Великое Время! Неужели Ли уже вернулись? А я даже не успела проветрить Дом Ли!
– Нет, она одна. Вив и Инга отправили ее сюда, потому что началась Вторая мировая, – объяснил Джонатан.
«А я тоже хороша – стою столбом и позволяю ему врать!» – смущенно подумала Вивиан. Но тут ей пришлось стать его соучастницей, потому что мама Джонатана посмотрела на нее с испуганной улыбкой:
– Ой, и точно! Война началась примерно в начале второй трети двадцатого века, так ведь? И что, там хуже, чем все думали?
– Гораздо хуже, – ответила Вивиан. – Часть Лондона уже разбомбили. Говорят, скоро будут газовые атаки и вражеское наступление. – Все это была чистая правда, но из нее почему-то складывалась ложь.
Мама Джонатана побледнела.
– Детей из Лондона эвакуируют, – сказала Вивиан, уповая на то, что ей от этого станет легче.
– Бедная девочка! И бедный мой брат! – проговорила мама Джонатана. – Почему вечно все сразу? Конечно, поживи у нас, пока родителей не отзовут. И давай найдем тебе нормальную одежду. У тебя, наверное, нет ничего, кроме этих ужасных тряпок.
Вивиан оскорбленно поглядела на свое пальто и новенькую юбку, но говорить ничего не пришлось. Мама Джонатана снова схватилась за свой вроде бы телефон, нажала кнопку на стене рядом с ним и сказала:
– Элио, ты мне нужен. Приходи в переднюю. Милый, – бросила она через плечо Джонатану, – можно попросить тебя сегодня побыть с Вивиан? Покажи ей город и вообще. После пяти лет в истории ей наверняка здесь очень непривычно. У меня тут кризис в Извечности. Кто-то послал «Новую австралийскую грамматику» в Малайю почти за сто лет до того, как ее составили, и мне придется весь день с этим возиться.
– Ага, а мне, как всегда, делать за тебя всю грязную работу! – Джонатан изобразил досаду. – Вечно где-то пропадаешь!
– Так и есть, милый. – Мама Джонатана встревожилась еще сильнее. – Попробую отпроситься на завтра. Мне…
Но тут на другом конце зала хлопнула дверь, и в дом, взметнув полами серого балахона, ворвался высокий изможденный человек. За ним с почтительным видом следовал человек в скромной золотисто-коричневой пижаме. Мама Джонатана тут же встревожилась еще сильнее.
– Это еще что такое? Что здесь происходит? – вопросил ворвавшийся. – Я не могу сейчас отпустить Элио к тебе! Он мне нужен! – Он сердито взглянул на своего бледного спутника, который почтительно уставился в пол. Потом сердито взглянул на Джонатана, который привычно ответил ему таким же сердитым взглядом. После чего шагнул прямо к Вивиан и сердито взглянул на нее. – Это еще кто, во имя Времени?
Его волосы цвета перца с солью были гладко зачесаны наверх и скручены в узел на макушке, а измученные глаза глубоко запали. Он был такой страшный, что Вивиан попятилась.
– Ранджит, это малютка Вивиан Ли, – сказала мама Джонатана виноватым успокаивающим голосом. – Твоя племянница. Ли отправили ее домой, потому что в двадцатом веке стало очень опасно, и теперь ей придется жить с нами. Ведь их дом стоит запертый, помнишь? Я хотела, чтобы Элио приготовил ей комнату и подыскал какую-нибудь одежду.
– Но она же очень большая! – Изможденный по-прежнему сердито глядел на Вивиан. – Эта девочка не тех размеров!
Вивиан обмякла и уставилась в пол, как тот, бледный. То, что этот человек сразу понял, что она не та Вивиан, стало для нее почти что облегчением. Хотя бы врать больше не придется. Но ей стало очень страшно: что же с ней теперь сделают, раз ее разоблачили?
– Папа, когда они отбыли, ей было шесть, – сказал Джонатан. Он ни капельки не испугался. – Это было почти шесть лет назад. Подумай о том, как сильно я изменился за это время.
– И то правда, – отозвался страшный и перевел глаза на Джонатана, не меняя выражения, как будто считал, что перемены были не к лучшему. – Ясно, – сказал он. – Она выросла.
Тут он снова посмотрел на Вивиан – и, к величайшему ее изумлению, его измученное лицо смягчилось и озарилось обаятельнейшей улыбкой. В запавших глазах остался намек на измученность, но это только придавало улыбке обаяния. Он протянул Вивиан длинную узловатую руку.
– Кажется, так было принято в двадцатом веке, – сказал он. – Рад познакомиться, душенька.
– Я тоже, благодарю вас, – выговорила Вивиан. От облегчения у нее поначалу пропал голос.
«Понятно, почему Джонатан хотел, чтобы я поела перед тем, как знакомиться с его отцом, – подумала она. – Без завтрака я бы упала в обморок».
Отец Джонатана обернулся:
– Элио понадобится мне ровно через пять минут!
