Молас хмыкнул.
— Я понимал бы еще, Савва, когда ты бы себе дворец построил, а то живешь хуже купца второй гильдии. Право слово…
— Не заработал я еще на дворец, — ответил я и вызвал гомерический хохот собеседников.
Не понял, что я такого смешного сказал?
9
И вот наконец-то прозвучали прощальные гудки сдвоенных паровозов, и мы с герцогом отбыли домой, как только в столице закончилось последнее совещание по воздушному флоту, которое провел бывший наследный принц уже в чине вице-маршала авиации. Без присутствия императора. Отпустил Бисер нас в свободное плавание, убедившись, что у Тона командующие эскадрами не забалуют.
Да… в воздушном флоте появились-таки свои генералы. Но чтобы не дразнить армию и морской флот обозвали их маршалами. Остался только один адмирал неба и то, как императорская регалия. А так по-старому чин воздушного флота на один ранг выше морского при том же названии. Соответственно капитан-командор воздушного флота или как их стали чаще называть — командорами неба, стал равен генерал-майору (контр-адмиралу), а вот вице-маршал авиации уже вровень генерал-лейтенанту (вице-адмиралу), а маршал авиации — полному генералу или адмиралу. Для чего пришлось перетрясти всю Табель о рангах. Восприняли это по традиции нормально. Каждый император начинал с того что перетряхивал эту Табель.
Появились у нас и сами генералы, но не летающие. В их ведение отдали отдел первого квартирмейстера воздушного флота (второй квартирмейстер в авиации остался «небесным» чином — так, маленькая шпилька Моласу, пусть его «птенцы» летать учатся по настоящему); и всю наземную инфраструктуру с «темной силой» техников. Пока в авиации генерал один — мной привлеченный граф. Но уверен, что не долго ждать их появления и в воздухоплавательных эскадрах. Командоры в чинах формально не повысились, но с удовольствием восприняли новость, что будут командовать генералами.
Принц Тон, простите, герцог Тон был своей карьерой удовлетворен. Формально он исполнял должность начальника главного штаба воздушного флота при адмирале неба, но фактически будет командовать всем воздушным флотом. Императору не разорваться.
При нашей личной встрече я не стал Тону напоминать о своем участии в его судьбе на переломе эпох, но по паре его оговорок понял, что Тон об этом откуда-то уже знает и мне за это благодарен. (По крайней мере, ленточку Солдатского креста он с гордостью носил в петлице). Выразилось его благодарность в молниеносном подписании подготовленных мною инструкций и приказов, а — главное — оргштатной структуры авиационной эскадры с ее наземными производственными мощностями и учебными подразделениями. А также развития аэродромной и летно-подъемной воздушной почтовой службы императора. Самолёты для которой заказаны мне еще императором Отонием Вторым.
Но самое главное, этот аристократ из аристократов, не моргнув глазом, подмахнул мне разрешение брать на летно-штурманскую учебу лиц из всех сословий всех народов империи, при подходящем образовании и в соответствии требованиям по здоровью. И с первым летным чином давать им личное дворянство. А это уже существенный прорыв в сословном обществе. Авиация стала в перспективе мощным социальным лифтом для грамотных и упорных простолюдинов. Я сам им образец для подражания как можно в империи взлетать из грязи в князи. Воздухоплавание таких социальных лифтов не предусматривало из-за царящих в нем старых флотских традиций.
Ну и новую форму император нам утвердил, как без этого? Теперь мы не в черном сукне, как моряки, а в темно-синем. Петлицы у всех голубые. Отличаемся только кантами на брюках, обшлагах, петлицах и пилотках. Летно-подъемный состав — голубые, техники — черные, служба первого квартирмейстера — светло-зеленые. Аэродромное обслуживание и зенитчики — красные. И наши авиационные генералы носят голубые лампасы, но отвороты на шинелях остались красными.
Летно-подъемный состав авиации получил к тому же особую эмблему в виде крылатого пропеллера, у воздухоплавателей утвердили — крылатую бомбу. На фуражку выше кокарды. И маленькие в петлички.
«Темная сила» наземных служб традиционно обошлась скрещенным молотком с разводным ключом.
Остальные обошлись без эмблем — кантов хватило.
Сам я официально стал командующим авиаэскадры и имперским инспектором авиации. Остальные четыре командора неба так и остались командующими воздухоплавательными эскадрами по сторонам света.
Недовольными остались только флотские, которые себе вполне справедливо требуют отдельной только им подчиненной авиации, напирая на специфические задачи флота. Что ж, в будущем придется на это пойти, но только после того как я гидросамолеты на крыло поставлю. А флот обеспечит хотя бы примитивные гидрокрейсеры с кран-балками и паровыми катапультами.
Так что дел у меня в авиации начать да кончить. Хорошо, что штрафного гвардейского графа я сразу протолкнул на переаттестацию в генерал-майоры авиации и провел его назначение начальником штаба своей эскадры. Так что с собою его везу, благо он оказался легким на подъем и багажа имел всего десять мест. Семья его попозже подтянется, когда ее будет куда селить.
К себе в штаб граф умудрился сразу завербовать дюжину толковых офицеров из не замаранных в мятеже гвардейских интендантов. Складское хозяйство планируется большое и разветвленное. Они у меня и на авиазавод еще попашут.
Даже форму новую пошить всем успели, пока мы с герцогом в столице время в ступе толкли.
Весна тут в Химери уже в свои права вступает, капель с крыш, а у нас в Реции, наверное, уже жарко. Цветет все и пахнет. Как там, в Калуге идет без меня программа озеленения? Все же заявил я что «тут будет город-сад». Надо соответствовать. Тем более я там уже не просто наместник, а целый бургграф.
Дорога прошла больше в светском трепе, нежели в делах. Бумаги всевозможные мы в «столичном сидении» приготовили.
А дома, едва на перрон вступил, меня как обухом по затылку огорошили: у нас первая в мире авиакатастрофа с человеческими жертвами. Погиб летчик из первых «мичманцов» и инженер-конструктор первого гидроплана. Обоих похоронили с почетом в Калуге не на степном кладбище, а на главной аллее у стоящегося музея.
Причину катастрофы уже выяснили — при крене свыше семидесяти пяти градусов факел срывается с форсунок и паровой мотор глохнет. А планер не обеспечил того, что следует из его названия — нормального планирования. Вывод — без двигателя внутреннего сгорания высший пилотаж нам пока невозможен. Никаких мертвых петель и иммельманов, максимум боевой разворот. Увы…
Ремидий, как про это узнал, стал серым.
— И много ты, Савва, собираешься мне народу угробить своими аэропланами?
— Надеюсь, отец, что жертв среди наших летчиков будет меньше, чем в моем мире. Все же я не на пустом месте аппараты ваяю, а стою на плечах гигантов моего мира и тупиковые решения, ведущие к авариям, заранее знаю хотя бы в первом приближении общей эрудиции. Большинство их. Но совсем без жертв не обойдется. Авиатор это не просто воздушный извозчик, это профессия героическая даже в мирное время.
