Раздираемый противоречием между романтической и даже величественной Германией своей юности и исполненной безобразных сцен действительностью 1933 года, Додд пытался соединить их в единое целое. Поначалу оптимистично считавший, что ему удастся установить более тесные и менее напряженные отношения между Берлином и Вашингтоном, Додд вскоре был обескуражен окружавшей его атмосферой недоверия. В поле его зрения один за другим попадали случаи, когда дело касалось безопасности евреев в гитлеровской Германии; имея родственников в США, они часто скрывали это в надежде, получив оттуда поддержку, ускользнуть от нацистских преследований. Американские организации типа Фонда Карнеги или Фонда Оберлендера стали опасаться посылать студентов в Германию. Додд, напротив, ратовал за продолжение этих программ, несколько наивно замечая, что «преследования евреев, возможно, прекратятся». Додд, кажется, проявил исключительно академический интерес к рассказу профессора Коура о его встрече с Гитлером, в ходе которой фюрер обещал уничтожить всех евреев, перевооружить Германию, аннексировать Австрию и перевести столицу в Мюнхен. На очередном званом обеде Додд даже осудил Маурера за его излишне пристрастную критику гитлеровской Германии, придя к выводу, что Маурер по-своему почти столь же неистов, как и сами нацисты. Как бы там ни было, Додд, скорее всего, не замечал всей серьезности той угрозы, которую представляли нацисты для Германии и мира, пока не стало слишком поздно.
Адольф Гитлер
По роду своей деятельности Додду приходилось общаться с Адольфом Гитлером в основном на политические темы. Будучи академическим ученым и соответственно либералом по взглядам, Додд на протяжении всей своей дипломатической службы оставался стойким поборником личной свободы человека и всего хрупкого мира идеальных понятий. Тем не менее, вступив на пост посла, он, хотя и не слишком охотно, согласился защищать интересы американских банкиров в Германии. Эта тягостная озабоченность уплатой Германией своего астрономического долга, общее беспокойство Додда и президента Рузвельта обращением нацистов с американскими подданными, и, возможно, в меньшей степени – обращением с евреями, служили главными темами бесед между американским послом и Адольфом Гитлером.
В первый раз Додд встретился с фюрером спустя два месяца после приезда в Берлин. Во вторник, 17 октября 1933 года, в полдень Додд прибыл в бывшую резиденцию Бисмарка. Посол поднимался по широкой лестнице дворца, на каждой площадке которой стояли нацистские охранники, приветствовавшие его «по примеру легионеров Цезаря поднятой вверх рукой». В приемной Додд дружески поговорил с молодым Гансом Томсеном, тоже ожидавшим приема у Гитлера. Вскоре министр иностранных дел барон фон Нейрат пригласил Додда в кабинет канцлера – просторную комнату площадью не менее пятидесяти квадратных футов, заставленную столами и креслами для проведения всевозможных совещаний. «Кабинет был прекрасно отделан, хотя и не столь изысканно, как соседний бальный зал. Через минуту появился и сам Адольф Гитлер в скромном рабочем костюме, аккуратный, подтянутый. В жизни он выглядит несколько лучше, чем на газетных фотографиях» (где он обычно являлся в образе баптистского проповедника).
Впоследствии Додд писал, что беседа между ним и немецким диктатором все время велась вокруг двух тем: нанесение оскорблений американцам и невыполнение обязательств перед американскими кредиторами. Когда фон Нейрат привел данные, что снижающийся немецкий экспорт позволил Германии вернуть только часть долга, но не весь заем, Гитлер сделал вид, что согласен со всеми доводами Додда. Немецкий диктатор даже дал личные гарантии в том, что все оскорбления и нападки на американцев в нацистской Германии будут строго наказываться, и пообещал отдать распоряжение, запрещающее принуждать иностранцев отвечать на нацистское приветствие.
В ходе беседы Додд и Гитлер коснулись темы выхода нацистской Германии из Лиги наций в прошлую субботу; этот поступок Додд оценил как «гром с ясного неба». В ответ Гитлер «напыщенно заговорил о Версальском договоре, о нарушении союзниками своих обещаний, о разоружении и о том унизительном положении, в котором находится теперь разоруженная Германия». Додд сказал Гитлеру, что он находит оправдание Франции, которая с недоверием относится к Германии, хотя поневоле признал, что «поражение в войне всегда влечет за собой некоторую несправедливость со стороны победителей». В качестве наглядного примера Додд привел опыт Южных штатов после окончания Гражданской войны, однако заметил, что Гитлер на этот раз хранил молчание.
«После нового обмена любезностями» посол спросил, «может ли какой-нибудь инцидент на польской, австрийской или французской границах, в результате которого враг окажется на территории рейха, стать формальным поводом к войне», на что Гитлер ответил отрицательно. (Ответ немецкого диктатора, конечно, показателен в том смысле, что является явной ложью. Так, Уильям Л. Ширер позже напишет, что на протяжении некоторого периода времени до лета 1939 года нацисты часто использовали угрозу польских «террористов», чтобы вызвать у немцев истерию ненависти, которая летом 1939 года достигла своего апогея и послужила для Берлина поводом к вторжению в Польшу. С этой целью заключенных концлагерей переодели в военную форму, а затем расстреляли, чтобы все представить как потери среди немецких военнослужащих в результате польского нападения на немецкоговорящую радиостанцию в Глейвице – захолустном приграничном городке на востоке Германии. Эту провокацию организовали части СС для того, чтобы «в порядке самообороны» Германия начала военные действия против Польши. Так начиналась Вторая мировая война.)
Далее Додд спросил, будет ли ответ немецкого лидера также отрицательным в случае, если подобный эпизод произойдет в Рурской демилитаризованной зоне, и созовет ли он при таком повороте событий конференцию европейских держав. «Это и будет моей целью, – продолжал лгать Гитлер, – но может случиться, что мы не сумеем сдержать германский народ». Здесь Додд сделал предположение, что под «народом» Гитлер подразумевает воинствующих нацистов, которых он сам же воспитал в таком духе. В целом из беседы, которая продолжалась недолго, какие-нибудь сорок пять минут, американский посол вынес впечатление, что Гитлер «очень самоуверен и настроен крайне воинственно».
Следующая встреча Додда с Гитлером произошла на праздновании Нового, 1934 года. Это был понедельник. Все члены дипломатического корпуса сочли своим долгом остаться в городе, чтобы выразить свое уважение и поздравить с праздником президента Пауля фон Гинденбурга. Последний из очевидцев эпохи правления Бисмарка, фон Гинденбург в свои восемьдесят шесть лет пытался, всё с меньшим успехом, направить Германию по умеренному пути развития. С его смертью вся власть в стране фактически переходила бы в руки Гитлера, поскольку на политической арене не оставалось ни одного достойного противника в нужной весовой категории, способного успешно противостоять амбициям безумного маленького австрийца. В тот студеный день Додд приехал в президентский дворец, где у входа его приветствовала нацистским салютом прислуга, потом посла провели в уютную гостиную. Здесь его встретили посланники других стран: британский посол сэр Эрик Фиппс, французский посол Андре Франсуа-Понсэ и испанский посол Луис Сулуэта.
