Суббота, 24 февраля. В полдень приехал наш бывший посланник в Вене мистер Эрл, оставивший этот пост месяц назад. Он рассказал об отношении правительства и общественности Соединенных Штатов к Австрии и происшедшему там «перевороту».
Он с большим одобрением отозвался о Рузвельте, заметив при этом, что президент сильно постарел за последние полгода. Это меня несколько беспокоит, так как известно, кто станет у руководства в случае смерти или серьезной болезни Рузвельта.
Эрл полагает, что Дольфус поступил правильно, безжалостно подавив во второй половине февраля вооруженное выступление социалистов в Австрии. Я же думаю, что Дольфус оказался весьма недальновидным человеком, ибо, действуя таким образом, он предоставил нацистским группировкам в Австрии прекрасную возможность захватить власть в самое ближайшее время.
Понедельник, 26 февраля. Еще один званый обед! В 9 часов вечера мы поехали в «Клуб господ» на Герман Герингштрассе по приглашению вице-канцлера фон Папена и его супруги. В гитлеровском кабинете Папен представляет остатки партии Центра, игравшей в жизни Германии значительную роль со времен Бисмарка и вплоть до 1932 года. Папен – католик, и одна из его задач состоит в мобилизации общественного мнения Германии на борьбу за возврат Саарской области, которая по мандату Лиги наций была в 1920 году передана Франции в качестве компенсации за уничтожение немцами французских рудников во время войны. Папен также налаживает отношения между Гитлером и папой во всех случаях, когда новому рейху грозят какие-либо помехи со стороны католической церкви. Общее мнение о Папене здесь таково: он пустой человек и ловкий интриган.
На вечере присутствовало более пятидесяти человек. Моя жена сидела справа от Папена, а по обеим сторонам огромного, почти четырехугольного стола расселись графы и графини, генералы, члены кабинета. Разумеется, общей беседы быть не могло; дело ограничилось болтовней между сидевшими рядом мужчинами и женщинами. После обеда мы церемонно проследовали из столовой в просторную приемную. Там гости разбились на группы, беседовали и рассматривали большие полотна гогенцоллерновских времен с изображением батальных сцен. Все картины были в военном вкусе.
Мне удалось поговорить более или менее откровенно лишь с министром финансов графом Лютцом фон Шверин-Крозигком26. До первой мировой войны он был стипендиатом Фонда Роудза в Оксфордском университете, затем четыре года воевал на Западном фронте, после заключения Версальского договора служил младшим чиновником в министерстве финансов, а теперь, как говорят, считается одним из умнейших людей в гитлеровском кабинете. В каждом его слове сквозило явное недоверие к нынешним тенденциям в политике Германии, хотя он ни разу не обмолвился о Гитлере. Он некогда изучал историю и научился внимательно следить за ходом событий. Это – первый из высокопоставленных немцев, который согласился со мной в том, что Бисмарк совершил очень крупный промах: он совершенно напрасно озлобил против себя некоторых видных и честных государственных деятелей, а когда вышел в отставку, стал весьма непопулярен в кругах министерства иностранных дел. Граф признал также, что и кайзер в 1914 году совершил весьма серьезную ошибку, позволив военно-финансово-промышленной клике втянуть Германию в войну. Никто из видных немецких деятелей не говорил со мной так откровенно, хотя некоторые и намекали на все это. Мы уехали в одиннадцать часов, т. е. в обычное время, и, вернувшись домой, я сделал запись в своем дневнике.
Среда, 28 февраля. Весь день я был очень занят. Мы долго совещались с доктором Риттером из министерства иностранных дел. Речь шла о предполагаемой посылке делегации в Вашингтон для переговоров с американским правительством о заключении нового торгового договора, предусматривающего расширение импорта и экспорта. Планируется, что это должно быть нечто вроде договора о наиболее благоприятствуемой нации. Подобное соглашение открыло бы еще один путь к снижению таможенных тарифов, и я, разумеется, отнесся к этому делу весьма сочувственно. Возглавить делегацию должен был заместитель секретаря министерства экономики доктор Поссе.
К 5 часам я был приглашен на чашку чая к министру пропаганды Геббельсу. Кроме меня там были папский нунций, английский посол и другие члены дипломатического корпуса. В надлежащий момент Геббельс поднялся и произнес довольно примирительную речь, адресованную дипломатам и всем представителям иностранной прессы. Было ясно, что он стремится претворить в жизнь совет, который был преподан ему Айви Ли месяц назад (последний весьма подробно меня об этом информировал). В своей остроумной ответной речи Луис Лохнер высказал предположение, что отныне будут еженедельно устраиваться открытые пресс-конференции. Я в этот момент взглянул на Геббельса и увидел, что он многозначительно улыбается. В отличие от принятого в Англии и в Соединенных Штатах обычая никто не задавал Геббельсу никаких вопросов.
Пятница, 2 марта. Сегодня вечером мы были на неофициальном обеде у сэра Эрика Фиппса. Собралось слишком много гостей, чтобы можно было вести действительно откровенный разговор, а поэтому я опять прибегнул к любимому способу: уводил своих собеседников куда-нибудь к укромный уголок. Я узнал, что лорду-хранителю печати Антони Идену был оказан довольно холодный прием в Париже – быть может, от него просто хотели отделаться. Говорят, что широкая французская общественность настроена весьма миролюбиво, а в правительственных и военных кругах считают, что «превентивная война» против Германии должна начаться нынешней весной. План заключается в том, чтобы застигнуть Германию врасплох и захватить Рейнскую область, пока еще не поздно.
Суббота, 3 марта. В 4 часа у меня был откровенный разговор с мосье Франсуа-Понсэ, который озабочен или даже встревожен позицией своего правительства, занятой на переговорах с Иденом. Я питал некоторую надежду, что он выскажет до конца свое отношение к затронутым вопросам, но этого не произошло, и я ушел, несколько разочарованный. Если бы французы согласились с предложенным Англией планом частичного разоружения и контроля, то немцы были бы поставлены в затруднительное положение и с течением времени потеряли бы возможность продолжать вооружаться, как они это делают ныне ввиду позиции, занятой Францией с 1920 года. Французский посол обещал, что если до моего отъезда в Вашингтон произойдут какие-либо изменения в политике его правительства, он сообщит мне об этом.
Воскресенье, 4 марта. Сегодня исполнился ровно год со дня вступления Рузвельта на пост президента. Рузвельт стал президентом в то время, когда все социально-экономические отношения в так называемом западном мире претерпевали резкие изменения. Это был решающий этап в истории, подобный началу Американской революции в 1774 году. Индивидуализм, который англичане и американцы насаждали в своих странах в период с 1774 по 1846 год и который французы переняли в своеобразной форме, повсюду был настолько дискредитирован, что обществу приходится теперь пользоваться помощью правительства, чтобы пресекать чрезмерное возвеличение отдельных личностей и группировок и применять общественный контроль, чтобы вновь восторжествовали принципы личной свободы, равенства и частной инициативы, как к этому стремились в свое время (за исключением сферы религии) Сэм Адамс27 и Томас Джефферсон. Рузвельт хорошо понимает все это, несмотря на все недостатки и даже пороки того образования, которое он получил в Гроутоне и в Гарвардском университете, и несмотря на то, что над ним тяготеет чрезмерная имущественная обеспеченность его семьи. Чтобы достигнуть своей цели, ему придется преодолеть не меньше трудностей, чем Джефферсону в его стремлении уничтожить рабство.
