Пятница, 15 марта. Во время беседы с Рузвельтом 6 февраля я сказал президенту, что, по моему глубокому убеждению, Уильям Рэндолф Херст, который способствовал провалу предложения президента о вступлении Соединенных Штатов в Палату международного суда, сочувствует Муссолини и Гитлеру. Я обещал ему по возвращении в Берлин подтвердить это новыми доказательствами, если мне удастся получить их. Вот что я узнал.
В 1924 году Херст был яростным противником диктатуры Муссолини. С целью получения информации для своих газет он послал одного очень способного корреспондента, итальянца по национальности, в Рим в качестве представителя агентства Юнайтед Пресс. Когда первая из серии статей этого корреспондента была прислана в Нью-Йорк, Херст решил послать в Рим другого человека, чтобы заключить с Муссолини сделку: он предлагал Муссолини платить ему доллар за каждое слово, которое тот продиктует специально для газет Херста. Было широко известно, что один банк на побережье Тихого океана предоставил Херсту заем на несколько миллионов долларов, а владельцы этого банка сочувствовали Муссолини. С тех пор газеты Херста по всей Америке начали восхвалять диктатуру в Италии, а Муссолини были выплачены огромные суммы денег. С 1924 года и до настоящего времени Херст поддерживает существующий в Италии режим.
Летом 1934 года Херст и группа его друзей отправились на нескольких автомобилях в Германию. Херст провел несколько недель в Наухейме, причем, как сообщалось, резко отрицательно отнесся к диктаторскому режиму Гитлера. Это было вскоре после убийств 30 июня. Однако Ганфштенгль и Розенберг нанесли ему визиты, и в начале сентября Херст на самолете прибыл в Берлин. Он встретился с Гитлером и уехал отсюда, настроенный более благожелательно.
Германские правящие круги потребовали, чтобы Виганд, а также Никербокер, который написал книгу о нацистской Германии и, разъезжая по всему миру, пишет статьи для Херста, больше не приезжали в Германию. Херст согласился не посылать сюда больше Никербокера, но за Виганда заступились руководители рейхсвера, которые не забыли его связей с деятелями кайзеровского режима и его дружеское отношение к Германии во время мировой войны. В результате ему было разрешено вернуться сюда.
Суббота, 16 марта. Виганд снова приходил ко мне в посольство. Он не мог сообщить ничего нового относительно направления внешней политики Германии, но подтвердил свое прежнее мнение, что война – это программа германского правительства и что положение сейчас такое же, как в 1912–1914 годах, когда Западная Европа пыталась убедить Германию не развязывать войны. Я не совсем уверен, что такая параллель верна. Сегодня все немецкие газеты в один голос осуждают беспокойство французов, проявившееся в речи премьер-министра Фландена, произнесенной вчера перед французской палатой депутатов. Речь Фландена и одобрение проекта, по которому срок военной службы увеличится вдвое, являются ответом на заявление, которое сделал Геринг в прошлый понедельник относительно усиления подготовки пилотов для борьбы с бомбардировщиками. Все немецкие газеты по указанию правительства заявили, что действия Франции срывают разоружение в Европе. Я считаю планы Геринга в области авиации действительно агрессивными, но ведь Франция, Италия и Англия тоже вооружались в нарушение Версальского договора.
Однако сегодня днем мне позвонил корреспондент «Нью-Йорк таймс» и сказал, что в пять часов руководители министерства пропаганды созвали всех работников прессы и велели им известить мир о том, что Германия начала реорганизацию рейхсвера в постоянную армию численностью от четырехсот до пятисот тысяч человек2. Это, видимо, очень взволновало журналистов, но ведь такая реорганизация осуществляется уже по меньшей мере целый год. Таков ответ Германии на решение, принятое вчера французами, которые намерены укреплять свою военную мощь. Теперь особое значение приобрел предстоящий визит сюда сэра Джона Саймона, назначенный на 26 марта. Именно это Виганд называет повторением событий, предшествовавших 1914 году; в то время англичане также направили сюда члена своего кабинета министров, дабы узнать, с какой целью немцы расширяют свою армию и флот. Обо всем этом я узнал от журналистов и сообщил по телеграфу в Вашингтон. Официальных извещений об этом в посольстве еще не имеется.
Воскресенье, 17 марта. Пробыв около часа в посольстве, я вместе с капитаном Кепплером, нашим военно-морским атташе, и капитаном Крокетом, военным атташе, который горячо предан своему делу, поехал в знаменитый оперный театр на Унтер ден Линден, где должно было состояться торжественное заседание, посвященное памяти немецких героев, – нечто подобное нашему Дню павших бойцов. Когда я подошел к местам, забронированным для дипломатического корпуса, Бассевиц указал мне мое место в ложе. Я спросил:
– А разве французского посла здесь нет?
– Нет, и папский нунций тоже отсутствует, – ответил он.
Просидев минут десять, я был несколько встревожен тем, что, кроме меня, в зале нет ни одного посла.
Сегодня утром газеты сообщили, что французский, английский, итальянский и польский послы побывали у канцлера, который официально объявил им о расширении армии. И вот теперь мне пришло в голову, что все они сговорились не приезжать сюда. Почему же английский посол не сообщил мне об этом? Ведь мы уже больше года помогаем друг другу почти во всех подобных делах. Японского посла также нет. Почему? Всем известно, что японцы одобряют позицию Германии. Должно быть, германское министерство иностранных дел дало ему понять, чтобы он не приезжал. Его сочли бы союзником Германии. Я единственный, чье присутствие не вызовет недовольства ни с той, ни с другой стороны. И вот я здесь.
Понедельник, 18 марта. В полдень ко мне по моей просьбе пришел мосье Берар. Он сказал, что его правительство решительно добивается того, чтобы Англия, Франция и Италия заявили совместный протест против германских военных приготовлений. Французский посол готов даже предложить всем этим государствам отозвать своих послов, если Германия будет и впредь нарушать Версальский договор. Я заметил полушутливо:
– Пожалуй, в таком случае я попрошу, чтобы и меня тоже отозвали.
Однако, несмотря на неприятные события последних десяти дней, Англия уже выразила готовность послать сюда в ближайшее время своего министра иностранных дел сэра Джона Саймона. Французы этим очень обеспокоены. Италия заявила, что будет сотрудничать с Францией.
В половине шестого я поехал к доктору Шахту, чтобы спросить, что он узнал в Базеле на международной конференции банкиров, где обсуждалось сложное финансовое положение в мире. Он сказал, что Монтэгю Норман, возглавляющий Английский банк, выступил за стабилизацию фунта стерлингов и доллара, но английское казначейство против этого. Это значит, что английское правительство использует дешевый фунт стерлингов в целях борьбы с американскими промышленниками, которые, монополизировав рынки внутри Соединенных Штатов, стараются теперь прибрать к рукам английскую колониальную торговлю. Дешевый фунт стерлингов – это средство борьбы против американских высоких таможенных тарифов. Шахт настроен не очень оптимистически. Он сказал:
– Если стабилизация не будет проведена, нас ждет экономическая катастрофа в октябре.
