Суббота, 8 июня. Лохнер показал мне копию секретной инструкции, разосланной в немецкие газеты, о необходимости примирения с теми евреями, которые, как предполагается, контролируют мировую кинопромышленность. Геббельс дал это разъяснение потому, что последние инструкции, направленные против евреев, были слишком суровы. Лохнер сказал, что не может переслать это сообщение по каналам Ассошиэйтед Пресс ввиду его особой секретности.
Четверг, 13 июня. Макмастер, глава немецких квакеров со времен мировой войны, зашел сегодня ко мне и рассказал о видном политзаключенном Карле Осецком1, которого Джейн Адамс перед своей смертью выдвинула кандидатом на Нобелевскую премию мира. До прихода Гитлера к власти Осецкий издавал в Германии газету либерального толка, нечто вроде нашей «Нью рипаблик». Газета сразу же была конфискована и запрещена, а сам Осецкий в начале 1933 года заключен в тюрьму. С тех пор его держат в заключении и, если верить Макмастеру, часто избивают. Однако последние несколько месяцев его почему-то щадят. По мнению Макмастера, это превосходный человек, хотя, быть может, его деятельность не столь значительна, чтобы быть удостоенной Нобелевской премии. Как ни странно, я считаю, что было бы весьма разумно принять предложение мисс Адамс. Слово «мир» прозвучало бы с такой силой, что о нем говорили бы во всех странах не меньше месяца.
Другой подобный же заключенный, о котором дважды писал мне профессор Чарльз А. Берд, также все еще содержится в тюрьме, однако весьма вероятно, что его освободят. Тем не менее Макмастер считает, что ему не позволят выехать из страны – «он слишком много знает».
Этот Макмастер – необыкновенный человек. Он знает буквально всех высокопоставленных деятелей Германии; в 1919–1921 годах он распределил здесь среди голодающих на миллионы долларов продовольствия и видел столько хороших и дурных поступков со стороны немцев, что послушать его весьма полезно. Однако в последний свой приход ко мне он сказал: «Не звоните мне по телефону и не посылайте писем на бланках посольства». Поэтому, когда мне надо посоветоваться с ним, я посылаю нарочного с запиской.
Он – один из самых человечных и полезных людей в Берлине. С ним дружил Гинденбург, а бывший секретарь Гинденбурга – Мейсснер всегда рад видеть его и охотно докладывает его просьбы Гитлеру. Однако Макмастер никогда не ссылается на меня. Хотя экономическое положение Германии чревато многими опасностями, Макмастер полагает, что существующий режим продержится долго, если только Гитлер не умрет. Это полностью совпадает с моей точкой зрения; если Гитлер останется у власти еще лет пять, вероятно, будет война. Население Германии проходит усиленную военную подготовку, государственный долг страны непрерывно растет, как и государственный долг Италии; Польский коридор и Австрия в любое время могут подвергнуться агрессии.
Пятница, 14 июня. Меня уже несколько раз просили выступить перед членами Фонда Карла Шурца. Назначив свое выступление на сегодняшний вечер, я поехал в дом № 87 по Шадовштрассе, что в старом городе. Зал был переполнен. Я говорил о критическом положении, в котором очутился Линкольн в 1861 году, и старался показать, как началась Гражданская война. Вывод мой был таков: война редко разрешает какие-либо проблемы. Немцы, среди которых были и официальные лица, встретили мой доклад с большим сочувствием, и я решил, что их пугают военные планы Гитлера. Представители американской прессы попросили у меня текст выступления, и я немного побаиваюсь, что в Соединенных Штатах мои слова будут опубликованы в таком виде, что я попаду под огонь критики. Будущее покажет.
Суббота, 15 июня. Сегодня за чаем у нас было около двадцати гостей, из них самый интересный – сэр Эрик Фиппс. Он отвел меня в сторону и сказал:
– Мы в очень затруднительном, чтобы не сказать опасном, положении. Немцы настаивают на своем праве иметь флот, равный тридцати пяти процентам наших военно-морских сил, и вообще настроены воинственно. Два месяца назад я беседовал с Гитлером. Тогда он потребовал для себя флота, равного нашему. Я возразил, что немцам не нужно столько кораблей, поскольку у них такой ограниченный участок побережья. Он ответил: «Да, но мы должны держать военные корабли по всему Балтийскому морю». Позднее я спорил с ним, но он был неуступчив и даже груб.
Мы поговорили немного об англо-американских отношениях на Дальнем Востоке и сошлись на том, что сотрудничество двух наших стран – едва ли не единственное средство предотвратить мировую войну в ближайшие годы2.
– Однако общественное мнение у вас, как и у нас, настроено против каких-либо совместных действий, – сказал он.
Это была невеселая беседа, и английский посол был озабочен более, чем когда-либо в этом году.
Я сообщил ему, что должен ответить на письмо лорда Лотиана, бывшего секретаря Дэвида Ллойд Джорджа. Сэр Эрик сказал:
Прошу вас, напишите со всей откровенностью, каково положение в Германии. Это принесет куда больше пользы, чем если это напишу я.
Я пообещал сделать это.
– Лотиан, – заметил он, – близкий друг лорда Астора3, а также многих сотрудников «Обсервера». Им нужна точная информация.
Пятница, 21 июня. Сегодня вечером я выступал перед членами семинара, руководимого профессором Виндельбандом, которым прочел лекцию об Американской революции. Народу собралось много. Я читал по-немецки, и студенты, как мне кажется, все понимали. Присутствовали также пять или шесть профессоров, но гитлеровскими приветствиями никто не обменивался. Был здесь мой бывший учитель, профессор Эрик Маркс, который по окончании лекции задал мне несколько интересных вопросов. Затем мы почти целый час обсуждали различные этапы революции.
Забыл упомянуть о том, что сегодня мы дали завтрак в честь Чарльза Р. Крейна. Среди гостей был доктор Шахт, проявивший немалый интерес к мистеру Крейну, особенно, как я заметил, после моего рассказа о деловых связях этого человека. На завтраке присутствовал также мистер Стюарт из государственного департамента. Он надеется найти способ продать Германии несколько сот тысяч кип хлопка. Шахт обещал уделить ему час в конце дня. Он заинтересован в покупке хлопка еще больше, чем Стюарт в продаже, но как уплатить за товар?
В Германии, да и, пожалуй, во всей Европе вряд ли найдется такой умный человек, как этот «экономический диктатор». Положение его весьма затруднительное, а порой просто опасное. Когда я увиделся с ним в начале июля 1934 года, первое, что он сказал, было: «Ich lebe noch» («Я еще жив»); фраза эта показалась мне довольно рискованной. Его жена говорит, что их положение напоминает положение пассажиров поезда, который «мчится на полной скорости к тупику».
Вторник, 25 июня. Один иностранный корреспондент сказал мне сегодня, что, по его убеждению, Англия и Франция решительно против каких-либо действий, могущих привести к войне, пусть даже Германия аннексирует Литву, и что Гитлер намерен утвердить свое господство на Балтийском море и аннексировать на восточном побережье этого моря те территории, которые ему нужны для того, чтобы остановить русскую экспансию. Если верить словам этого корреспондента, он видел письмо, полученное месяц назад лордом Ротермиром от Херста, который настаивает на создании германо-англо-американского союза, что дало бы возможность установить над миром господство этих стран. Лорд Ротермир, как сообщают, не возлагает на эту идею особых надежд.
