Подбежал отец, посмотрел на небо.
– А все остальное выпивают в гостиницах туристы, – сказал я. – Местным ничего не остается, они соки из тростника в мясорубках выжимают. Один же турист тратит воды в сорок раз больше кубинца. А если пиндос, то и в шестьдесят.
Мама зырканула на меня за «пиндоса», а ничего, это ей за Великаншу ответка.
– Гринго прайс – это политика государства, – пояснил отец. – Социализм живет на плакатах, а так все вполне по-росомашьи. Да плюнь ты, мать, не думай, нашла о чем.
Но мама, конечно, некоторое время думала. Она за такие вещи цепляется, как-то мы ездили на Онежское озеро и на какой-то незначительной станции железнодорожники полчаса меняли локомотив. И на этой станции было много старух, торговавших носками, варежками и собачьими поясами, и все у них эти носки и пояса покупали, и мама не удержалась и купила. А потом всю дорогу до самого Петрозаводска терзалась неправильностью своего поступка – старухи наверняка налоги не платят, и она, купив носки, таким образом поступилась своими принципами и поддержала теневую экономику. Носки она потом дворнику подарила, таджикскому человеку.
Глава 4
Прогулка
Мама выполняла план.
Я проснулся в полшестого, хотя, наверное, поспал бы еще, однако рядом, справа или слева, непонятно, тоже проснулись. Кажется, японцы, муж и жена. С утра эти японцы громко обсуждали японские проблемы. Коррупцию, реваншизм, загрязнение окружающей среды, последний вопрос интересовал их особенно.
Мама постучала в восемь и пообещала, что сегодня мои ноги отвалятся и вечером я принесу их отдельно, так что лучше быть заранее готовым, захватить пакет и скотч по желанию. А я всегда заранее готов.
– Сегодня у нас ностальгический день, – сказала мама.
– Может, завтра?
– Нет, не завтра, сегодня. Завтра я могу передумать, а сегодня я категорически настроена.
С таким настроением трудно спорить.
– Кстати, Лусия просила, чтобы мы прихватили Анну, – сказала мама.
– Зачем?
– Анна языками занимается. Русским, английским, ну и испанский родной. Раз в неделю Лусия говорит с Анной только по-русски, а в другой день по-английски. Для практики.
– И сегодня у них русский день, – заметил я.
– Ага. Все удачно очень, Анна нам весьма кстати придется, носитель языка в таких местах незаменим. Знаешь, в прошлый раз отец находил нам Серхио, проныра такой, так он мог и ром достать, и сигары с фабрики. Тут сигарная фабрика прямо в городе, все несут и продают.
– А где сейчас этот предприимчивый юноша? – спросил я.
– Посадили, наверное, – ответила мама. – На десятом этаже тут фантастический ресторан, пойдем.
Мы поднялись на десятый этаж и нашли этот ресторан.
– Когда снимают кино про Кубу, ресторан всегда выбирают этот, – сообщила мама. – Тут аутентично.
В это нетрудно было поверить.
Высокие, от пола до потолка, окна распахнуты наружу, все заполнено светом, простором и ветерком, гуляющим по сторонам, этот ветерок смешивал морской запах с запахом кофе. Потолок оказался выложен облупившейся мозаикой, столики из темного дерева ставили подножки кривыми лапами, скатерти белые и твердые.
Мама вдохнула, счастливо зажмурилась и направилась к столику у окна. А я к раздаче поплелся.
Еды оказалось немного: сыр, ветчина, яичница, лосось. Фрукты. Кофе. Но все равно это был лучший ресторан, в котором я когда-либо завтракал, обедал и ужинал, правда, фантастический.
Во-первых, вид.
Во-вторых, гуава.
Здание гостиницы возвышалось над городом и над океаном, и все было видно вокруг. Слева рядом сиял в утреннем солнце шлем Капитолия, а чуть правее виднелся высокий шпиль белой церкви, похожий на копье.
Прямо чернело море до горизонта и пара маленьких корабликов вдали боролась с невидимым обрывом мира, хотя, может, и не кораблики, может, чайки.
А справа в это море врезался мыс с маяком, и уже с утра раскаленная крепость по берегу, и ржавая баржа тащилась по заливу.
Я раз взглянул и понял, что хочу тут сидеть. Сидеть, смотреть. В море, в небо. Такое со мной впервые случилось, обычно я равнодушен к пейзажам, здесь по-другому. У меня возникло незнакомое взрослое чувство, я вдруг понял, что мне здесь нравится. Что я тут бы жил. Тысяча баксов в месяц на всю жизнь, так тут бы и просидел. С видом и гуавой на льде. Постыдные старческие мысли посетили меня на десятом этаже гостиницы «Кастилья», это все проклятое латиноамерикано, мезоамерико, тут, похоже, все так живут, только без в месяц тысячи дохлых бобров. Странное дело, ведь всякий размашистый магический реализм я не люблю и не понимаю, а тут вот…
Я поглядел на маму.
Она нагрузила тарелку, расположилась за столом и теперь с удовольствием завтракала, поскрипывая ножиком по фарфору, и явно надеялась, что через следующие восемнадцать лет она сюда вернется.
Да, во-вторых, в этом ресторане подавалась гуава. То есть гуавный сок на замороженных серебряных подносах. Я никогда не пробовал, а как попробовал, так сразу налил четыре наглых стакана, целый бокастый графинчик опустошил. Ну и рыбы наложил еще.
Так и позавтракали – я смотрел в окно и пил гуаву, мама ела лосося и сыр, пила кофе и смотрела в окно. Я ей позавидовал, если честно. Обычно я родителям не завидую, у каждого свои тропы, но тут да. Не каждому так везет – вернуться на восемнадцать лет назад и припасть к горячо любимым руинам, и при этом надеяться, что впереди есть еще пара стадий, что забег вот-вот не закончится, успеешь оглянуться…
– Лицо попроще сделай, – посоветовала мне мама. – Не надо с утра таких лиц, я от них у себя на работе устала.
– Да я так…
– Надо исключить «Героя нашего времени» из школьной программы, – заметила мама через лосося. – Всяка недоросль считает себя стариком Печориным и ходит по утрам с пошлыми рожами. Не здесь, пожалуйста, сыночка. Повторюсь, юноши, чрезмерно раздумывающие житие, выглядят комично. Равно как и юноши, вовсе о нем не помышляющие. Не налегай на гуаву.
Мама улыбнулась. Пришли американцы. Красивая тетка в толстовке и мужик в морской фуражке. Я налег на лосося.
– Я все твои лица объясню в три прихлопа, – со знанием дела сообщила мама. – Это все от…
Я думал, она про гормоны скажет, но она сказала про когнитивный диссонанс.
После завтрака мы спустились вниз, в вестибюль. День действительно, похоже, предстоял мучительный. Отец забрал сияющий BMW и уехал по своим репортерским делам куда-то в провинцию, куда-то в Гуаймаро, освещать закладку котлована для завода удобрений. Так что разграбление Гаваны нам предстояло сугубо пешеходное. Мама направилась к ресепшену менять евро на куки, я огляделся.
На диванчике возле окна сидела Анна. Если честно, я думал, что она не придет – как-то вчера энтузиазма в ее глазах я не прочитал, но она пришла. Видимо, бабушка Лусия повлияла.
