Рядом снова выбросило японца. Второй японец давно сдался, воткнул сёрф в песок и теперь валялся в тени. Кстати, да, солнце. Я оказался на суше и немедленно ощутил его на плечах, так что пришлось поторопиться под зонт.
Анна и мама вытянулись в раскладных креслах и пили воду. Я открыл свою бутылку. Минуту пили. Ветер действительно усилился. Мыслей никаких.
– Там подводная лодка! – вдруг объявила мама. – Вон там, смотрите!
Мама указала пальцем в море. Я посмотрел, прищурился, из-под ладони посмотрел, но ничего не увидел. Ровная вода. Птички.
– Да нет там ничего, – сказал я.
– У Кубы нет подводных лодок, – сказала Анна. – У нас корабли… катера.
– Но я же вижу! – настаивала мама. – Вон!
Японец посмотрел в сторону подводной лодки. Целую минуту мы все смотрели в море, но так ничего и не высмотрели.
– Значит, она уплыла, – сказала мама. – Это же лодка.
Японец сел и стал разглядывать ушибленный палец на ноге. Подул на него, плюнул, потер и направился в воду, японцы – настойчивый народ.
– Может, во что-нибудь поиграем? – предложила мама.
Японец потерпел очередное фиаско, над водой взбрыкнули пятки, сёрфингиста отбросило к берегу и прокувыркало по песку, надо уметь.
– Я не знаю, – сказала Анна. – Есть игра… в города…
Японец с трудом поднялся и захромал к своему товарищу. Сдался. Японцы уже не те.
– Нет-нет, – перебила мама, – это не интересно. Я знаю чудесную литературную игру…
Я вздрогнул.
– Это чрезвычайно занятная и познавательная игра, – заверила мама. – Мы придумали ее еще в студенческую пору, называется «Смерть Ивана Ильича»…
Мама знает как минимум двадцать литературных игр. Сыграешь несколько и увидишь, как всплывает подводная лодка.
– Анне будет непонятно, – я попытался маму остановить.
– Почему же? Тут ничего сложного нет. Анна наверняка прекрасно разбирается в мировой литературе, ей будет интересно.
«Иван Ильич» – худшая из двадцати маминых игр. Ведущий называет болезнь, а игрок должен вспомнить литературного персонажа, нормальные люди в такое не играют. Вот так примерно: подагра – это Ноздрев, под мышкой шарманка, под другой зять Мижуев, и пестрая борзая сука из кармана халата выглядает, то есть не сама сука, а два ее бойких пащенка. А то и сам Портос, в смысле страдает большим пальцем ног.
– Ну, так я начинаю, – объявила мама. – Итак, кто первый вспомнит…
– Давайте лучше в приколоченного зайца, – перебил я.
Мама поперхнулась.
– Что? – спросила она потерянно.
– В приколоченного зайца сыграем.
На лице у мамы обозначилось отвращение.
– Как? – спросила Анна. – Прибитый заяц?
– Ты рассказываешь самую страшную историю из своей жизни, потом я рассказываю. Потом решаем, чья страшнее. Мы с отцом всегда раньше играли.
– Твой отец всегда обожал играть в «Ивана Ильича», – поправила мама. – И мы в него сейчас сыграем.
Это было сказано совершенно неотвратимым голосом.
– А может…
– Мы поиграем, – сказала мама. – Это очень весело.
Чахотка – Тыбурций Раскольников, ну или девица из «Трех товарищей», Патриция Хольман, кажется.
– Я называю болезнь, – сказала мама. – А вы вспоминаете. Начнем.
Эпилепсия – Смердяков с гитаркой и прочие его братья Передоновы.
– Правда, очень интересно? – спросила мама.
– Да, – сказала Анна. – Очень интересно.
– Редко что бывает интереснее, – сказал я.
Я думал, что Анна испугается – любой нормальный человек насторожился и немедленно помер бы от скуки, но Анна держалась. Вот что значит старая аристократия, Великанова бы не выстояла.
Волчанка – Иудушка Головлев с гнилым прыщеватым подбородком, и Газов из «Попутного пса».
– Раздвоение личности, – сказала мама.
Я галантно пропустил даму вперед, Анна, как иначе, Джекил и Хайд.
– Чума, – сказала Анна.
Я оказался шустрее мамы.
– «Чума», – сказал я.
– Нужно не произведение, а имя героя, – напомнила мама. – Впрочем, тебе простительно, сыночко, так и быть, зачтем. Твой ход.
– Бешенство, – сказал я.
– Нилов, помещик, – тут же ответила мама. – Чехов, рассказ «Волк». Так-так, детишечки, а вот вам аневризма аорты…
Это я вспомнил, но в целом бороться с мамой было бесполезно, скоро мы с Анной начали проигрывать, а мама стала потихонечку выдыхать. На аппендиците она окончательно успокоилась, вспомнила, что нашему прадеду вырезали его без наркоза, а он при этом пел песни и смеялся.
– Очень интересно, – сказала Анна.
Аппендицит мама, разумеется, легко отыграла, им страдал епископ в «Человеке-амфибии». Триумф старшего поколения был неоспорим. Книжный удар просвистел над головами чугунным бумерангом, мама успокоилась.
– Ну, пожалуй, и я пойду окунусь, – мама поднялась из шезлонга и двинулась к воде.
Это чтобы продемонстрировать еще и свое физическое превосходство перед нами и стихией. И продемонстрировала.
Глядя, как мама рассекает волны, японцы устыдились и предприняли новый приступ.
– А почему приколоченный заяц? – спросила Анна.
– Это такая история, – я сместился чуть, прячась от солнца. – У нас в лагерях… Знаешь, есть такие лагеря для детского отдыха, так вот, в некоторых лагерях появлялся красный заяц…
Анна вроде заинтересовалась, а я изложил старую спортлагерную байку про нарисованного красного зайца, который появлялся на стенах корпусов, или на заборе, или в спортзале, справа у входа. И если этот заяц появлялся, надо было еще до третьей ночи прибить его к стене гвоздем, иначе он отправлялся бродить по лагерю…
– Страшная история называется «приколоченным зайцем»? – спросила Анна. – Это как «пятое колесо»? Как «буйвол для пираний»?
– Как «козел отпущения».
– Я расскажу, – Анна зябко закуталась в зеленое полотенце. – Со мной один раз страшное случалось. Это было очень страшно…
Анна стала рассказывать.
Я слушал.
Про одну семью, пустившую в свой дом незнакомца. Страшно, чего уж.
Ветер крепчал. Мама побеждала волны. В восьмистах километрах к северу отсюда, за водой и землей, за Карибским течением, за острым углом треугольника высил к небу свои сияющие чертоги белокаменный Джексонвилл.
Глава 7
Беззубый Гек
В утро не спалось. Вчера все-таки обгорел, плечи подергивало, голова болела. Я поворочался немного и решил сейчас больше спать не пытаться. Надо наесться в обед как следует, выпить шоколаду и попробовать уснуть. В жару, в полдень, может, и получится. Обмазаться еще йогуртом, это поможет. А сейчас никак.
