– Глупо есть мороженое в номере, – пояснила мама. – Или на скамейке на Прадо. Тут рядом чудесный вид.
Я против ничего не имел.
Выбрались на объездную дорогу, идущую по окраине Аламара ровно между тропическими хрущевками и морем. Съехали на проселок, припарковались в пыли возле кактуса. Стали есть мороженое. Если честно, у меня язык уже на втором отмерз, я мороженого не любитель. Но хорошее мороженое. Некоторое, похоже, действительно из сливок. Карамельный вкус присутствует. Фруктовый вкус. Кисленькое. Апельсиновое попалось. На пятом я перестал их различать, а мама перепробовала все, под чудесный вид мороженое действительно пробовалось хорошо.
– Да, – сказала она. – Ты проиграл. Мороженое точно такое же, как раньше. Ничуть не изменилось. С тебя пятнадцать тысяч долларов.
– Ладно, – махнул я рукой. – Только ногти постригу.
Мама стала пробовать мороженое по второму кругу, а я убрал свое в холодильник, потом съем, в одиночестве. Если в одиночестве посмотреть налево, видно Гавану, если посмотреть направо и хоть чуть прищуриться, заметишь пляж, наверное, тот, на котором с Анной купались, там, где невезучие японцы, Санта-Мария.
Из-за моря подул ветер, разобрал на дельфины волны у плоских черных скал, до нас долетало немного соли, мама не удержалась.
– Запомни, – сказала мама. – Мороженое с солью – это вкус Кубы. Больше такого не встретишь.
– Ага, – сказал я.
– Мороженое с солью – это тебе не мороженое с какой-то селедкой, которой перед сном обжирается твоя Великанова. Это…
Ветерок сделался сильней, стал швыряться брызгами покрупнее, маме попало в глаз, отчего она скатилась в панику и вылила в этот глаз всю недопитую мной воду. Это ей за Великанову прилетело, Великанова не прощает обид.
Частично восстановив зрение, мама молча вернулась за руль, и мы поехали обратно в Гавану. Я открыл крышку холодильника, вытащил ледяной магазин и стал примораживать блямбу на руке. Щипало. Глаз у мамы раскраснелся и распух, мама выглядела устрашающе. Возле дороги стоял человек в сомбреро, продавал коричневую бурду в бутылках и пласты вишневого гуавового джема, который продают в Гаване на каждом углу. Мама остановилась, въехав правыми колесами в землю. BMW затрещал абээсом, пыль нагнала нас и тут же осела, хлопнув в затылок жеваной перчаткой, я закашлялся.
– Это надо попробовать, – мама указала на гуавовый джем. – Это обязательно надо попробовать.
– Можно купить дома, – сказал я.
Но мама заявила, что дома свежей гуавы не сыскать, хоть сотрись – там, возле отеля, лежалая гуава, лишь бы туристам впарить, не то что здесь, да и не гуава вовсе, а чурчхелла какая, ну, или желе из гнилых бананов. Поэтому мы купили у гуавного человека гуавового джема, две длинных толстых полосы. Пробовать я не стал, это, наверное, потом и с чаем.
– В ней много витаминов, – заверила мама. – Больше, чем в актинидии.
Я и не сомневался, гораздо больше. Поехали дальше. Сделалось жарче, из глубины острова наступил зной, над асфальтом закипели прозрачные призраки, я посмотрел в правое зеркало заднего вида. Чуть дальше гуавного человека я увидел сутулого в плаще. Откуда-то появился на обочине и теперь стоял.
– Что ты все вертишься? – спросила мама.
– Там человек.
– Мне кажется, стало жарче, – сказала мама.
– Стало жарче, – сказал я.
– Нет, это невыносимо, – мама стала принимать к обочине. – Какой еще человек?
– Недалеко же ехать, можно и потерпеть.
– Нет там никакого человека.
Мы остановились. Мама выбралась из машины.
– Я не собираюсь терпеть эту жарищу, – повторила мама.
– Двадцать минут до города.
– А если пробки? Нет уж! Я не собираюсь ничего терпеть, особенно в моем возрасте. Это разрушает нервную систему, вспомни дядю Ваню.
– Какого дядю Ваню?
– Того самого, у Чехова. Терпел-терпел, потом за пистолет схватился. Надо так сделать…
К маме, кажется, подступало.
– Все люди делятся на дядю Ваню и… – Мама посмотрела на холодильник. – Там, в пьесе нет никого, кто был бы наоборот. Одним словом, на дядю Ваню наоборот. Вот те, кто дядя Ваня – они всю жизнь продают у дороги гуавовое варенье. А те, кто наоборот – они…
Мама немного запуталась и повторила, что дядя Ваня со своим небом в алмазах может идти наискосок облезлым перелеском, мама не собирается ехать в жаре. После чего поступила находчиво – выщелкнула из холодильника восемь морозильных контейнеров и разложила их возле обдувных сопел, вентиляцию же мама запустила на полную. Оказалось, что такой метод вполне себе действенный, прохладно стало почти сразу.
– А мороженое?
– Ну, мы же его попробовали, убедились, – зевнула мама. – Отец мороженое не любит… Надо его выкинуть.
– Зачем? – не понял я.
– Знаешь, я не хочу ехать в Гавану в сушилке для грибов, – мама стукнула BMW. – Он не может кондиционер заправить, а я страдай. Поэтому сделаем так.
Мама опрокинула холодильник, высыпав мороженое на заднее сиденье.
– Мороженое растает, – сказал я. – Так мы его не довезем.
– Да, – согласилась мама. – Надо выкинуть, я же говорю, все сиденье перепачкает, отец разорется.
– Может, его это… – я кивнул в сторону Аламара. – Вернуться и раздать?
– Кому?
– Местным. Здешним то есть, футболистам.
– Да брось ты, – махнула рукой мама. – Как ты это себе представляешь? Раздать надкусанное? Не смеши.
Ну да.
– Сегодня, между прочим, в ресторан напротив Капитолия лобстеров завозят, – сообщила мама. – Если до одиннадцати успеем, то попробуем свежевыловленных…
– А если после одиннадцати?
– А если после одиннадцати, свежих не будет – будут котлеты. Это… другой вкус.
Мама выгребла мороженое с сиденья в кювет. Мимо нас протарахтела мототелега. За кормилом ее сидел местный, он рулил. За ним в телеге трясся горбатый человек в плаще. Я думал, тот же, что в Санта-Кларе, фотограф, но этот горбач оказался другой, лицо еще длиннее и носатее, и руки длинные, как у моего деда по отцовской линии, он был тракторист. Горбатый держался за телегу и смотрел немигающим взглядом поперек дороги. Наверное, местный человек уговорил его посетить экскурсию вдоль морского побережья, или съездить в частную сигарилью, или купить кофе, или шляпу из плетеной соломы.
– Эй, что с тобой? – мама ткнула меня в бок.
– Да это… Смешная телега.
– Смешная телега, смешная телега… По-моему, у Томаса Манна есть про некую телегу, помнишь, в «Волшебной горе»…
– Там нет про телегу, – перебил я.
Я, само собой, «Волшебную гору» не читал, но и мама наверняка ее не блестяще помнила, мама запнулась, и мы вернулись в город, и успели к полуденным лобстерам напротив Капитолия.
