– Здорово, – сказал я. – Хорошо то есть. Термитос десперадос.
– Что хорошо? – не поняла Анна.
– Термиты, – ответил я. – Это хорошо, это отлично, что они есть.
– Почему?
– Термиты – прекрасны, – сказал я. – Они безжалостны. Единственные существа, кто любит книгу искренне и беззаветно.
Я представил День Т. Только не в библиотеке школы при посольстве в Гаване, а где-нибудь у нас. Наловить этой братвы в пузырек, провезти через границу и выпустить на волю. Это добавит бодрости нашим библиотекарям.
– Термит – лучший друг книги, – сказал я.
– Термиты – это гадость, – сказала Анна.
– Это лишь на первый взгляд. Есть такая Ложа Гуттенберга…
– Как?
– Ложа Гуттенберга, – повторил я. – Это общество, которое ставит целью сохранение книг в этом мире. Недавно они объявили конкурс на лучший герб своей организации.
Анна, кажется, не верила. Я продолжал.
– Дело в том, что Ложа Гуттенберга выходит из подполья и легализуется как общественная организация, теперь ей нужны гимн и герб. Вот они и объявили конкурс среди творческой молодежи, а Великанова… Это одна такая турбореалистка, так вот, эта самая Великанова придумала для герба редкую банальщину – перекрещенные штык и перо на фоне Пушкина – это уже тыщу раз везде было, а я придумал другой герб – термиты сидят вокруг костра…
Анна поглядела на меня повнимательнее.
– Ты нездоров? – спросила она. – У тебя жар?
– Вспотел немного. Тут у вас везде жарко. А ты, кстати, замечала?
– Что? – не поняла Анна.
– Ты когда в библиотеку придешь, ты посмотри – термиты едят далеко не все книги. Дело в том, что за годы гнездования в книгах термиты приобрели хороший вкус. А хорошие книги, они и по вкусу гораздо лучше плохих. То есть, если книгу едят термиты, это означает высокое качество литературы…
– Оригинальная теория, – сказала Лусия.
Я оглянулся.
Лусия стояла возле стены, улыбалась. Пришла.
– Никогда не думала проверять качество книги популярностью ее у термитов. Надо проверить.
– У нас все так делают, – сказал я.
– Разве в России есть термиты? – поинтересовалась Лусия.
– Нет, у нас нет термитов, но у нас распространены мыши. Они ведут себя точно так же. Едят книги.
Анна рассмеялась.
– Нет, это правда, – я продолжал. – Этому, кстати, есть вполне разумное объяснение. Книги, которые чаще читают, пропитываются запахом человека. Такие книги читают вечером, с чашкой шоколада, с печеньем, мыши на них набрасываются в первую очередь, они же не дураки. Каждому явлению есть естественное объяснение.
– Это точно, – согласилась Лусия. – Каждому сверчку есть свой шесток. Как твои родители?
– У мамы акклиматизация наступила. Отец… Он немного занят.
– Понятно. Я хотела встретиться…
У Лусии зазвонил телефон, она ответила. Слушала, хмурилась, молчала. Я подумал, что стесняю ее, хотел выйти, но Лусия отключилась и спрятала мобильник в сумочку.
– Почему бы вам не пойти погулять? – спросила Лусия.
И поглядела на Анну.
– Я хотела… – начала Анна.
– Молодым надо гулять, – сказала Лусия. – Молодым надо дышать.
Анна не стала спорить, отправилась переодеваться. Я дожидался в прихожей. Лусия снова молча слушала телефон. Анна появилась через пять минут, как всегда… не панцирная щука, одним словом.
– Вы куда-то едете? – я кивнул на прихожую.
– Да, – ответила Анна. – Наверное. Как получится.
– Ну и правильно. Тут же у вас сезон дождя начинается, скучно, наверное. Куда?
Анна промолчала.
– У нас тоже так, – сказал я. – Как лето, так родителям не сидится – куда-то несутся. Все время бродим где-то, то по Алтаю, то по Уралу, я привык…
– Пойдем гулять, – сказала Анна. – Скоро станет прохладнее.
Анна надела куртку. Короткую – ту самую замшевую куртку бордового цвета, карманы с молниями. Я в одежде не разбираюсь, но с Анной это и не нужно, она что-нибудь надевает, и видно, что дизайнеры в этом мире существуют не зря. Наверное, это врожденное – уметь носить любую одежду, точно ее шили нарочно для тебя. Мы перебрались на теневую сторону улицы, и я взял Анну под руку, думаю, мне захотелось почувствовать себя немножечко кабальеро.
На сумрачной стороне было лишь чуть прохладнее, и держать Анну под руку оказалось приятно, и я действительно почувствовал себя доном.
Мы направились вниз к морю, потом свернули и еще раз свернули, но море все равно чувствовалось, оно точно выгнулось кверху и теперь нависало над городом круглым синим краем.
– Как на дне тарелки, – сказал я.
Анна промолчала.
Мне пить захотелось, мне всегда тут пить хочется, зашли в лавку, я купил воды. Выгреб мелочь, скопившиеся блестящие конвертируемые песо, уронил ключ. Наклонился быстрее, чем подумал, и приложился лбом о деревянный прилавок, небольно, но с крупными искрами, когда они растворились, продавщица уже успела поднять ключи и протягивала мне.
– Спасибо, – сказал я.
Продавщица улыбнулась, я надел ключ на палец.
– От гостиницы? – спросила Анна.
– От гостиницы… – ответил я. – То есть нет, не от гостиницы, это у отца тут недалеко квартира.
– Квартира.
– Он там живет, – сказал я. – То есть сейчас он в «Кастилье» с мамой, а мне сказал, чтобы я цветы заходил поливать. А я забыл. Тут адрес написан…
Я посмотрел на бирку, покривился, показал Анне.
– Это там, – указала она. – Здесь. Недалеко.
– Зайдем? – предложил я.
Анна промолчала.
– Может, тогда на дискотеку сходим? – спросил я. – На танцы то есть? Или в кафе? Поедим чего-нибудь, пиццу поедим или кофе попьем…
– Только надо позже, – сказала Анна. – Чтобы стало прохладнее.
– Может, все-таки цветы полить заглянем? – я потряс ключом. – На минутку.
– Тогда нам направо, – сказала она.
Отец жил в отдельном доме, похожем на дом, где балконы в виде гробов. Тут не в виде гробов, а обычные, коричневого цвета, десять этажей. Лифт работал. Мы поднялись на шестой и нашли квартиру отца в конце коридора.
Квартира отца сильно напоминала его кабинет. Кухня, заставленная консервными банками, два холодильника – тот, что побольше, для воды и газировки. Диван, два кресла, рабочий стол, на нем три ноутбука, принтер, бумаги, книги. Пыльная гиря в углу. Гитара. На стенах картины, видимо, местных художников. В другом углу фикус Бенджамена песчаного цвета, засох месяца два как. Других цветов не видно, я заглянул в комнаты, заглянул еще раз в кухню, в ванную заглянул.
