– А фотографии и негатив я вам пришлю, – пообещал он.
Тара встала перед входом в библиотеку и настояла на том, чтобы я сфотографировалась рядом с ней. На этом снимке мы стоим рядом, одной рукой Тара обнимает меня за плечи, а позади высятся восемь массивных колонн. Спустя некоторое время мы получили по почте конверт с двумя одинаковыми фотографиями и негативом. Одну из фотографий Тара отдала мне, и я спрятала ее в тайнике за кафельной плиткой на кухне.
В такси по пути домой сагиб спросил Тару:
– Ну что, хочешь побыстрее пойти в школу?
Она скорчила рожицу, пожала плечами и вдруг ни с того ни с сего показала на меня и выпалила:
– Папа, а она тоже пойдет в школу?
Я озадаченно уставилась на нее, а сагиб повернулся и посмотрел на меня.
– А сама-то что скажешь? Тебе ведь хочется учиться, верно?
Не успев до конца переварить эту идею, я увидела в глазах сагиба свое отражение – и у меня будто выросли крылья.
Глава 10
Тара
1988–1992
Помню, что в ту ночь родители поссорились – это была одна из их первых стычек. Я лежала в постели, прислушиваясь к голосам за стеной. Где-то вдалеке квакала лягушка, под окнами внизу проезжали машины, но я старалась разобрать, о чем говорят родители.
– За что ты так со мной? Предложить такому ребенку учиться – да как тебе в голову пришло? – всхлипывала ааи.
– Тсс, тихо, – сказал папа, – а то соседи тоже будут в курсе.
– Это потому что я не родила тебе сына, да?
– С тем, что сына у нас нет, это никак не связано. А вот право на образование, по-моему, имеет каждый. И если уж она тут живет, почему бы ей не разрешить учиться?
– Наше общество воспринимает все иначе. Она не наша дочь. Тогда почему мы должны платить за ее учебу? Что в ней такого особенного? Почему ты не отдашь ее в приют? Почему она живет с нами?
– Я… мне… мне кажется, мы ей нужны. Мы нужны ей, – повторил папа.
– Мы поселили у себя в доме ребенка из низшей касты – да ведь надо мной все подруги будут смеяться.
– Если им что-то непонятно, это их проблемы. Ты вышла за меня замуж, потому что мои идеи тебе нравились, помнишь? Или забыла? И кстати, мне кажется, ты ее чересчур загружаешь. Ты…
– Это мой отец – его проклятие. В тот день, когда я решила сбежать с тобой, я обрекла себя на погибель! Как же ты можешь?..
Дальше я не слушала. Их голоса впустили в мое сердце страх, а в горле рос горячий комок сомнений. Прежде я еще никогда не видела, чтобы родители ссорились, и я не могла понять, куда подевались папино спокойствие и сдержанность ааи.
Виноватой в случившемся я считала себя.
Я спросила про школу для Мукты неожиданно для себя самой. Вопрос мой был глупым, ведь никто из детей, которых папа приводил в наш дом, не ходил в школу, и задумайся я хоть на миг, то вспомнила бы об этом. Все они сидели дома и отрабатывали за постой. Но сказанного не воротишь.
Я вылезла из кровати и поплелась в гостиную, к окну, в надежде, что созерцание ясного лунного покоя умиротворит родителей. Не знаю зачем, но я подошла к входу в кладовку и замерла у порога, где раньше была дверь. Странная девочка смотрела в окно и вытирала слезы.
– Почему ты плачешь? – прошептала я через разделявший нас порог.
Она посмотрела на меня и перевела взгляд на небо. Я решила, что она меня не слышит, и повторила вопрос чуть громче. Не дождавшись ответа, я перешагнула через порог и вошла в темную кладовку. Так я, сама того не осознавая, впервые оказалась в ее мире, там, куда моя нога прежде ни разу не ступала. Помню, каким затхлым и спертым был там воздух, с какой надеждой она, прислонившись к стене и подтянув колени к груди, смотрела в окно. Я села рядом, хоть и понимала, что если бы ааи увидела меня сейчас, то наверняка отругала бы и сказала: «Никогда не садись рядом с такими детьми!»
Но какое же это облегчение, когда в моменты смятения чувствуешь, что ты не один. Мы молчали, так что тишину нарушали лишь стрекот сверчков, шум машин где-то вдали и приглушенные всхлипы Мукты.
Я помню, что изо всех сил старалась следовать папиным наставлениям и быть с Муктой доброй. Вот только не уверена, что это всегда получалось. Сейчас многое уже забылось. Я не помню, когда именно она начала говорить, когда мы подружились или когда связь между нами стала такой тесной. По-моему, ааи так и не смягчилась к ней, хотя мне хотелось бы думать иначе. Что мне по-настоящему запомнилось – это наши общие моменты, например, дождливый день в 1989 году, когда мы шли в школу.
Мукта, как обычно, провожала меня и несла мой рюкзак, а я рассказывала ей, что папа обожает дождь.
– Ааи говорит, папе надо было стать поэтом, потому что однажды папа сказал… – Я принялась декламировать: – Когда первые капли дождя падают на землю, воздух наполняется ароматом, подобным…
Я вдруг поняла, что рядом никого нет, и обернулась, но Мукта исчезла. Я бросилась назад и увидела ее посреди улицы – подняв голову, она в ужасе смотрела на небо. Из сгущающихся туч доносились раскаты грома.
– Ты что? Мы же в школу опоздаем.
Но она не отрывала взгляда от небес. Полил дождь, струи с такой яростью обрушивались на землю, что прохожие попрятались в магазинчиках и под брезентовыми крышами лотков.
– Бежим туда! – Я показала на один из магазинчиков, но Мукта словно приросла к асфальту. Она дрожала, по щекам текли слезы, а мой рюкзак Мукта крепко прижимала к груди. Я дернула ее за руку: – Ну пошли же! – Но Мукта на меня даже не взглянула.
Дождь превратился в ливень, а языки молнии в небе окончательно распугали прохожих. Я уже насквозь вымокла и жутко злилась – пригрозила даже, что пожалуюсь ааи. Больше я ничего сказать не успела, потому что Мукта бросила мой рюкзак и побежала прочь.
– Мукта! – крикнула я вслед, но ее фигурка исчезла за стеной дождя.
Я подняла рюкзак и бросилась следом. Высматривая Мукту, я вглядывалась в заливаемые дождем улицы и наконец нашла ее. Я подошла поближе и увидела, что она сидит у опущенных жалюзи давно закрытого магазинчика. Я встала рядом. Навес представлял собой тонкий лист шифера, но этого хватало, чтобы защитить нас от дождя.
Она сидела, подтянув колени к груди и раскачиваясь назад и вперед, и я присела рядом, глядя на людей, ищущих любое укрытие, лишь бы как-то спрятаться от стихии.
– Ты как? – спросила я.
– Амма умерла… – прошептала Мукта, глядя в небо. – Амма умерла под дождем. Они избили ее и бросили умирать…
Мне вдруг захотелось, чтобы папа оказался рядом. Он бы знал, что сказать.
– Она долго болела, и я думала… Я думала, она выздоровеет, но… – Мукта заплакала, и слова смешались со слезами.
Я обняла ее за плечи, и мы прижались друг к дружке. В ту секунду я забыла, что это всего лишь очередная бездомная девочка, которую папа привел к нам домой. Мы были просто двое детей, которые сидели на крыльце и смотрели, как дождь размывает дорожную грязь. Когда ливень стих, а небо прояснилось, люди вышли из укрытий и заспешили по делам. Я по-прежнему обнимала Мукту в надежде, что мое тепло уймет ее боль.
