— Ты должен очистить свой ум от тревожных мыслей. Освободить свои чувства. Духи ждут тебя — и ты должен быть готов приветствовать их.
Она умолкла. И снова застыла.
Мати понял: он должен что-то сделать. Но что именно? Он попытался перестать думать о Домино и остальных, отогнать страхи из-за первой малиновки. Вспомнились темные глаза птички, смотревшие на него, ее лапки, сжавшиеся в крошечные комочки… Он вспомнил, как Воробей попытался сбить лапой синюю муху, яркий красный ошейник Джесс… Мати глубоко вздохнул и почувствовал при этом, как все эти мысли гаснут в его уме. Он задышал медленно, его тело замерло, и внутренняя неподвижность растеклась по каждому волоску его шкурки и по усам. Тепло дуба стало сильнее.
Ощутив эти перемены, Этелелдра снова монотонно забормотала:
Духи, я зову вас.
Ведите меня, ведите меня
В ваше уединение,
В пространства памяти,
Туда, где век Те Бубас благороден и долог,
Где старые живут вечно, а их род силен.
Ведите меня, ведите меня.
Духи, я зову вас…
Мати казалось, что ее слова вибрируют в его теле. Его ум расслабился, мысли прояснились. Мати пытался поймать их обрывки, но они ускользали. Воспоминания растаяли. Он входил во Фьяней — в состояние между бодрствованием и сном. Мати был слишком ошарашен, чтобы удивиться, когда услышал у себя в голове незнакомый голос:
— Ты пришла сюда, ища руководства, Этелелдра из Дуба. И привела гостя.
— Да, благородный дух, я привела Мати. Ты говорил о нем, и он пришел.
— Он не готов получить совет, — проворчал дух.
— Пожалуйста, мистер Дух, я готов! — выпалил Мати.
Он, вообще-то, не собирался говорить, но слова вырвались сами.
— Пока нет, Мати. У тебя слишком много сомнений. Этелелдра о них говорила. Сначала ты должен от них избавиться. Должен научиться доверять своим необычным инстинктам, потому что они тебе дарованы с некоей целью. И не обращать на них внимания — значит насмехаться над этой целью. Это первая опора.
— Первая опора! — воскликнул Мати. — Вы знаете об опорах?
Он снова почувствовал на себе взгляд белоглазой Этелелдры, хотя она и молчала, сидя в темноте.
— Это мы создали опоры, — нараспев произнес дух. — Как мало ты знаешь!
— Я не понимаю…
— Со временем разберешься. Больше я тебе ничего не могу сказать. Только то, что твой отец был благородным котом и пал с честью.
— Мой отец? — задохнулся Мати. — Я не помню…
— Он обладал высоким духом и умер, защищая то, во что верил. Ты тогда лишь третий день пребывал на этой земле. Он был великим воином, как и твоя амма. Когда-нибудь и ты станешь таким. Сила обоих родителей прячется в тебе.
— Моя амма? Пожалуйста, пожалуйста, мудрый дух, расскажите мне о моей маме!
— Ты ее помнишь. И когда-то давно мы однажды беседовали с ней в пространствах Фьянея. Но в последнее время мы не слышали ее голоса.
Мати почувствовал горечь в горле:
— Она умерла…
— Ее голос затих, Мати, и ты должен обходиться без нее.
— Значит, я совсем один…
— Не совсем так. Некая часть ее сущности поднимается на западе, когда наступают сумерки. А совсем рядом есть друзья, готовые отдать за тебя жизнь.
Мати нервно вздохнул:
— У меня нет друзей, и уж точно нет таких, кто готов за меня умереть. Даже тех немногих, что у меня были, я потерял.
— Ты их недооценил. Твои суждения подвели тебя. Разум, суждение, здравый смысл — это вторая опора. Есть еще и третья, но ты сам ее обнаружишь. И помни: та, что потерялась, не должна всегда оставаться такой, потому что каждый день вне дома приближает ее к концу.
Мати немножко подумал. И решил, что дух мог говорить только о Джесс.
А дух продолжал:
— Тот, в ком ты сомневаешься, обладает преданностью, которую ты не можешь видеть. Он верит в тебя. Есть и другой. Не суди о нем поспешно. Он молод, и хотя у него доброе сердце, храбрости ему не хватает. Не полагайся на него.
— Пожалуйста, мудрый дух, ты говоришь о Домино? Я ему не доверяю, поверь! Он рассказал Бинжаксу о той малиновке… как будто все так выглядело, словно я ее убил!
— Осторожно… Приближается Великий дух Алия! — воскликнул дух. — Она не должна знать, что мы разговаривали… Мне придется уйти!
— О, не исчезай! — взмолился Мати. — Пожалуйста, скажи мне больше!
— Не все таково, каким кажется. Доверяй своим инстинктам, пользуйся своим разумом. Тебе предстоит испытание. Скоро. Очень скоро.
— Пожалуйста, пожалуйста, мистер Дух, мне нужно знать больше! Прошу, расскажите еще о моих родителях!
Но, говоря это, Мати уже чувствовал, как тьма поднимается, а тепло дуба слабеет. Состояние транса нарушилось, ворота Фьянея закрылись, дух исчез.
— У меня было так много вопросов, — тихо произнес Мати.
— Я знаю, — откликнулась Этелелдра.
— А кто этот дух?
— Его зовут Байо.
— А я еще смогу поговорить с ним?
— Не знаю. Ты юн, Мати, и сам распоряжаешься своим будущим.
— Но я должен верить тому, что он сказал, так ведь? Я хочу сказать, он ведь дух!
— И да и нет, Мати. Байо дух, и он мудр и добр. Но не верь ему просто потому, что он дух. Ты найдешь великое сострадание во Фьянее, но там есть и жестокость.
— Но что это он говорил о каком-то другом духе? Великом духе? Он сказал, это небезопасно…
Шалианка медленно опустила голову. А когда заговорила, в ее голосе звучали старость и усталость.
— Духи когда-то были кошками вроде тебя — смертными существами, жившими на этой земле, спавшими под тем же самым небом. Как и ты, они обладали даром связываться с Фьянеем, а когда их тела умерли, их души остались в полусне, чтобы блуждать вечно. Некоторые взяли на себя обязанность защищать наш род в путешествии между снами. Другие поклялись в преданности темным силам, родившимся после первой великой битвы между древними кошками, нашими далекими предками. Я хочу, чтобы ты это понимал, если тебе доведется бродить по Фьянею в одиночестве. Помни то, о чем мы говорили. Полусон может оказаться опасным местом для молодого кота.
— Но Байо — добрый дух, так ведь? — не отставал Мати.
— Да, Мати.
— И он предупредил, чтобы я не доверял Домино…
— Байо предупредил тебя, что тот обладает добрым сердцем, но тем не менее может тебя подвести. Но не суди поспешно. Все мы — просто плоть и мех. Или были когда-то такими.
— Он и другое говорил… что Джесс должна вернуться домой. По крайней мере, я думаю, он говорил об этом. А что-то я и вовсе не понял.
