Мати уловил в ее голосе поддразнивание.
— Я улф! — воскликнул он. — У меня морда, как у улфа!
Он прыгнул к Джесс, мягко толкнул ее, и подростки покатились по полу амбара, дружно мурлыкая.
Внезапно Мати проснулся. И в первые, спутанные мгновения бодрствования ощутил прилив радости, еще не вспомнив почему. Мати моргнул. Другие кошки сидели или стояли неподалеку, потягивались, умывались и болтали. Торко рассказывал Воробью, как устраивались на ночь кошки Канкса, к которым он когда-то принадлежал.
— Хорошие времена, — говорил он. — Не прекрасные, может быть, не как у шлюза Крессида. Мы спали в том доме, древнем, который разваливался. Довольно пыльно, но места много. У нас не было ничего похожего на катакомбы. Они — это нечто особенное!
У Мати дрожали все мышцы. Путешествие в Харакар измучило его, и даже долгий сон не принес облегчения. Он окинул взглядом кошек. Трильон и Пангур тихо разговаривали в сторонке. О нем говорили, догадался Мати. Пангур заметил, что Тигровый наблюдает за ними, и умолк.
Радость Мати угасла; ощущение безграничного счастья растаяло. Он снова оглядел кошек. Одна за другой, они замолкали. Он в недоумении наблюдал за ними. Потом заметил поблизости Притин, склонившуюся к котятам. Она добродушно моргнула, посмотрев на него. Другие же кошки таращились, их зеленые глаза расширились на пушистых мордочках — полосатых, рыженьких… А вот пестрой с белым среди них не было. Неужели ему лишь почудилось появление Джесс? Может, он видел ее во Фьянее? Где она? Мати не помнил, когда отключился, но, должно быть, спал он долго.
Рассматривая кошек, Мати остановил взгляд на Домино.
— Она снаружи, — сказал черно-белый подросток.
Мати кивнул. Опустив хвост, он проскользнул мимо всех и пролез сквозь щель в двери амбара. Снаружи стояло сырое утро. Небо было серым, моросил дождь. От амбара шла немощеная дорожка. В мокрой земле оставил борозды трактор. Трава вокруг амбара была истоптана, вдоль подъездной дороги лежала пыль. И на ее фоне Мати увидел рыжие, черные и белые пятна, невероятно яркие в унылом свете. Его снова охватила радость.
Джесс с мурлыканьем обернулась, когда он подошел.
— Я так скучал по тебе, Джесс, так скучал!
Мати прыгал с места на место, задрав над головой дрожащий от восторга хвост.
— Я тоже по тебе скучала, старый друг.
Они кружили друг возле друга, как накануне ночью, мурлыкая и тычась носами.
— Когда я проснулся, вот только что… — Мати моргнул. — Я подумал, может, мне приснилось, что ты вернулась. Или я видел тебя во Фьянее… Поверить не могу, что ты действительно здесь!
Он упал на землю, перевернулся на спину и брыкнул в воздухе задними лапами.
— Ты как котенок!
— Я вдруг почувствовал себя совсем юным, — согласился Мати. — Как ты нас нашла?
— Такую толпу кошек нетрудно выследить.
Джесс уселась и стала умываться.
— Но как же твой батрак? Разве он не будет тосковать по тебе?
Джесс на мгновение подняла голову. Их взгляды встретились, и Мати поморщился. Он ощутил волну грусти. Он увидел, как его подруга склоняется над лицом человека, бледным и неживым, как луна. Услышал сердитые человеческие голоса, мольбы детей, отказ матери… Увидел маленькую клетку с ручкой, стоявшую перед парадной дверью дома, и пеструю кошку, в испуге сжавшуюся под какой-то кроватью. И отвернулся.
Нахмурившись, Джесс встала:
— Ты это видел. Ты видел, что случилось. Ты прочитал это в моих глазах.
Мати кивнул:
— Твой батрак… — Он откашлялся. — Тот старый батрак… Он ушел из этого мира.
Джесс опустила голову:
— Что еще ты видел?
— Что ты не нашла покоя с другими. Они не были добры, — тихо произнес он. — Один юный просил оставить тебя, но мать не захотела.
Мати охватил гнев. Как эти люди могли так постыдно обойтись с его подругой?
— Дочь моего батрака не любит кошек, — холодно сообщила Джесс. — Она пыталась посадить меня в ловушку, унести, засунуть в клетку… Я сбежала. Добралась до шлюза Крессида, но тебя там уже не было.
Она умолкла, с любопытством глядя на Мати.
— Я думал, Бинжакс сообщил тебе, что теперь он — новый вожак? — Мати не стал ждать ответа. — Он просто отказался покинуть Территорию, и многие остались с ним. Я не думал, что это безопасно, но ты ведь знаешь Бинжакса — он никого не слушает. Я ждал, что Пангур разозлится, но он вел себя так, как будто ему все равно. Может, я уж слишком тревожусь…
Джесс нервно оглянулась через плечо.
— В чем дело, Джесс?
Она снова повернулась к нему, ее зеленые глаза расширились, но их выражение стало непонятным.
— Ты устал, — сказала она наконец. — От чего ты так устал?
— Они тебе не рассказали? — Мати посмотрел на свои лапы. — О прошлой ночи?
— Я, вообще-то, ни с кем и не говорила толком.
Воспоминание о ястребах наполнило Мати отвращением: ему противна была та ярость, что нахлынула на него в Харакаре, противна была жажда убийства…
Должно быть, Джесс что-то ощутила, потому что ее напряженный взгляд смягчился.
— Хочешь пить? Там есть еще один амбар, недалеко, и в нем молочные коровы.
— Что это такое? — спросил Мати.
Он никогда не видел коров.
— Огромные существа, но смирные. Они делают самое вкусное молоко. Я немножко попила, когда шла сюда. Это легко, там полно лужиц, батраки их не вытирают. И рано еще. Батраков вокруг нет. Ты тоже можешь попробовать.
— Молоко? — повторил Мати, облизываясь; он был рад отвлечься.
Джесс прижала уши:
— Кто отстал — тот собачья морда!
Подростки рванулись через влажную траву в сторону первых проблесков солнечного света, упавших на далекий город.
Опасность в Пограничных сферах
Когда кошки крадучись ушли от амбара и фермерского дома, снова начался моросящий дождик. Всем удалось попить молока в сарае с коровами, хотя при этом кошки старались не приближаться к огромным безмятежным животным с их унылыми мордами и выпученными темными глазами. Кошки шли осторожно, легко переступая лапами, — прочь от пустого поля, назад к реке.
Впереди шел Пангур, но Мати и Джесс держались рядом с ним, а следом двигались Домино и Трильон. Остальные переглядывались — куда заведет их это путешествие? Они не привыкли к бесцельному блужданию, у них давно уже болели лапы. И сырая погода не улучшала настроения.
— Кошка не может блуждать под открытым небом, — ворчал Торко. — Я только и думаю, что о теплом укрытии в катакомбах и хорошем долгом сне. Может быть, после кусочка жареного цыпленка.
