Люди пропустили мимо ушей далекий вой разгневанной кошки, но животные оказались более чувствительными. Ослики пронзительно закричали, не обращая внимания на то, что хозяева дергали их за поводья. Бродячие собаки завыли, поджав хвосты. Сидевшая в клетке майна зачирикала в страхе, а воробьи разом взлетели над городскими улицами.
Мир второго «я» также был потрясен яростью Сюзерена. Его визг пронесся через Фьяней, нарушая покой духов.
— Мой лорд, что так встревожило тебя?
Это была Великий Дух Алия, самый верный союзник Сюзерена в другой реальности.
— О, Алия, Алия! Как я ошибся! Мой приказ не исполнен! Убийцы, которых я послал, утонули в океане, а Тигровый сбежал!
— Погоди, мой лорд, не теряй веру во Фьяней! Ты уж слишком легко впал в отчаяние.
— Но ведь все именно так, Великий Дух, я знаю, что это так! Здесь нет обмана! Они упали в воду. Они прыгнули с высоты и ушли в глубины!
— Это верно, — согласилась Алия.
— Они побеждены! Им не удалось выполнить задание!
Великий Дух Алия была терпелива. Она заговорила мягко:
— Ты забыл, что они собой представляют. Что они не созданы из земных элементов. Что они не представляют собой первое «я».
— Да, они духи, как и ты. То есть не такие могучие, как ты, — поспешил добавить Сюзерен, — но из твоего мира. Как Ипанель умолял меня не освобождать их, как Ламет сопротивлялась этому акту отчаяния! Но я выгнал ее, изгнал из царства. Пожалуй, я действовал слишком поспешно. И похоже, ошибся.
— Ты не ошибся, мой лорд. Это верно, что Тройка — духи Фьянея, существа второго «я». И как же, о повелитель, кто-то может убить духа?
Лабиринты мира полусна что-то бормотали в темном клубящемся тумане.
Сюзерен нахмурился, в задумчивости опустил голову. Снаружи его зала, в мире первого «я», стражи не слышали ни слова из разговора. Они не умели входить во Фьяней, не были посвящены в тайные дела. Они только знали, что вопль Сюзерена заставил их похолодеть и задохнуться от испуга. Но когда-нибудь гнев повелителя иссякнет…
Повелитель Кошек некоторое время сидел молча, размышляя. Великий Дух Алия не мешала его мыслям, но он знал, что она где-то здесь, ожидает. Наконец Сюзерен поднял голову. И когда он опять заговорил, его голос звучал тихо и сдержанно:
— Духи — не живые существа, у них нет настоящих тел. Они не относятся к обладателям первого «я».
— Ты говоришь мудро, мой лорд.
— Духи — это сущность кошек. Они живут только во Фьянее… или жили там, пока я не выпустил Тройку.
— Ты изменил естественный порядок вещей, мой лорд. Силой луны.
— Тройка не живая, и…
Голос Сюзерена упал до шепота, очень напряженного, потому что Сюзерен изо всех сил сдерживал волнение.
— А значит, они не могут умереть…
Подлинный смысл этих слов ошеломил Сюзерена.
— Они действуют лишь из единственного желания, того, которое я в них вложил, а это — желание уничтожить Тигрового. Он не может их убить… и никто не может! Даже я.
— И даже я, — подтвердила Великий Дух Алия.
— Но, в отличие от Тройки, Тигровый создан из плоти и меха. Он существует в физическом мире.
— Ты настоящий мудрец, мой лорд.
— Мои духи никогда не сдадутся, и убить их невозможно. Они будут гнаться за Тигровым до края земли. Они найдут его с помощью глаза луны.
— Они сделают то, что не удалось Мифосу, мудрый Повелитель. Они уничтожат Тигрового кота.
Голос Сюзерена стал выше от восторга.
— Да! И победа будет за мной, потому что я завладею душой всех кошек! А твоя преданность будет вознаграждена тысячекратно. Правление Тигровых закончится навсегда, и мы будем вместе править во Фьянее и на земле!
— Один закон, — промурлыкала Дух.
— Один закон, — повторил Сюзерен.
Мрачное море
Лабиринты Фьянея были серыми, как рассвет над замерзшей долиной. Идя по ним в одиночестве, Мати содрогался.
— Иметь — значит терять, земля скоро узнает это. А я уже этому научилась.
Слова Те Бубас задели второе «я» Мати. Он почувствовал, как ее дух окружает его, невидимый глазу, но доступный другим чувствам. Она пыталась дотянуться до него, утешить измученного подростка. Ее бархатный голос нес Мати ощущение безопасности.
— Двое котят родились из слез моего одиночества. Двое котят, принесших мне столько радости! Вместе с ними пришла надежда на будущие поколения, обещание бессмертия. Я купала их в своей любви, я отдала им свое сердце. Я не знала тогда о будущей трагедии… мне и в голову не приходило, что случится потом. Но еще не все потеряно, Мати. Я думала, что миру пришел конец, но это не стало моим концом. Все продолжается, независимо от моих страданий. И у мира нет ни жалости к тебе, ни сочувствия к твоей печали.
— Пангур ведь знал, что погибнет, — сказал Мати. — Должен был знать.
— Он проявил великую отвагу.
— Но разве я не Тигровый кот, защитник третьей опоры? Я должен был спасти его. Но не сумел. Я позволил ему…
— Великая цель зовет тебя, юный кот! Твое время еще не пришло.
— Но это было и не его время, — жалобно пробормотал Мати.
— Возможно, как раз его. Он убеждал тебя, вынуждал остаться, когда все твои инстинкты приказывали тебе бежать. Он не виноват в том, как жестоко повернулись события, но он понял ту роль, которую сам сыграл в этом горьком противостоянии. И он очень хотел искупить все ошибки, вернуть свою честь. И он это сделал. Он погиб как благородный кот.
— Откуда ты все это знаешь?
— И это, и очень многое еще. Я знаю, что молодые и сильные гибнут. Что в мире первого «я» существует вероломство. И во Фьянее тоже. Даже самые невинные не защищены от него.
— Но это несправедливо! — мяукнул подросток. — Несправедливо!
— Да, мое дитя. Это несправедливо. Я много раз видела отчаяние, но я сохранила веру. Будь справедлив в своих мыслях и поступках, но не ищи того же в этой жизни.
— Мы так счастливо жили у шлюза Крессида… Почему все должно было измениться?
— Я не знаю. Может быть, постоянное движение земли само по себе поддерживает перемены. Перемены — это единственное, что существует всегда. И потому мы движемся между болью и грустью, радостью и весельем.
— Если бы нам найти этот миг радости… Если бы мы могли удержать его…
Голос Те Бубас зазвучал тоскливо.
— Момент радости… — тихо произнесла она. — Да… если бы цветок седиции цвел всегда, а не только одно мгновение, затерянное во времени. Если бы забылось все дурное, если бы ушла вся боль… Но так быть не может.
