– И как успехи?
– Пока нигде не прошел, – сразу сник парень. – Вот теперь в «Щуке» решил попробовать.
И вскинулся, заметив ироничную Алину ухмылку:
– Все равно у парней шансов больше! Девиц куча поступает, а нас мало!
Аля фыркнула и покосилась на Диму – он тоже говорил что-то в этом роде. Тот лишь пожал плечами – мол, видишь, не соврал я тебе.
– Ну и ладно, – вскочила Аля, но тут мимо них пробежал знакомый студент, на ходу вытаскивая из заднего кармана брюк смятую бумажку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся списком. Поднявшись на крыльцо, он развернул его и выкрикнул:
– Голубева!
Она остановилась и беспомощно посмотрела на Диму.
– Что? – не понял он, и до Али дошло – он не знает ее фамилии.
Ничего не ответив, она отвернулась, выпрямилась и направилась к крыльцу, успев услышать в спину:
– Ни пуха!
Стоя на крыльце, она гордо смотрела сверху вниз на внушительную толпу ожидающих, как будто уже приобщилась к чему-то высокому. Сердце против воли наполнилось радостным волнением.
Студент пересчитал их по головам и махнул рукой:
– Пошли.
Аля успела заметить: несмотря на женоненавистнические прогнозы Димы и незнакомого парнишки, представителей мужского пола в их десятке оказалось примерно столько же, сколько и девчонок. Когда они гуськом вошли в просторный вестибюль, парни, расталкивая девчонок, кинулись к большому зеркалу. Аля хмыкнула – настоящие мужчины хотят стать актерами!
– Пошли, – подгонял студент, которому Аля вдруг остро позавидовала – он уже здесь учится!
И ведь наверняка не ценит своего счастья, забыл, как сам томился во дворе, ожидая очереди на прослушивание…
– Не отставайте, – поторопил парень.
Аля, очнувшись, тряхнула головой, выгоняя несвоевременные мысли, и поспешила за остальными. Ощущение восторга не проходило – будто она уже сюда поступила!
Их завели в помещение, которое почему-то хотелось назвать камерой, и рассадили на стоящие вдоль стен скамьи и стулья.
– Ой! – какая-то девчонка вскрикнула, едва не свалившись на пол – у стула подломилась ножка.
Один из парней все-таки вспомнил о своей принадлежности к мужскому полу и уступил ей место, а сам осторожно устроился на краешке трехногого стула.
– Ждите, – бросил сопровождавший их студент и вышел.
Все разом выдохнули, словно по команде «Вольно» на физре. «Как будто кого-то сюда палкой загоняли», – удивилась про себя Аля. Сама она не то чтобы не волновалась… Просто трезво оценивала свои шансы и мало рассчитывала на пресловутое чудо. Строго говоря, она вообще явилась сюда, преследуя иные цели, и вот их-то как раз достигла – Дима болтается где-то там, во дворе. Намерения относительно нее самой пока неясны, но факт его присутствия говорит о многом.
Дверь открылась, и все мигом подобрались. В класс вошла сгорбленная старушка, а следом за ней лысый молодой человек. Они сдержанно поздоровались – абитуриенты ответили нестройным хором. Комиссия уселась за стол, и старуха скрипучим голосом объявила:
– Сейчас вы будете по одному выходить на середину, громко и четко объявлять свою фамилию-имя-отчество, возраст, город и произведение, с которого хотели бы начать. Ясно?
Все подавленно кивнули – куда уж яснее. Аля испугалась: что ей говорить про возраст? Во сколько там народ школу обычно оканчивает, в семнадцать? Впрочем, у нее день рождения в июле, значит, если бы она сейчас окончила не десятый, а одиннадцатый класс, ей было бы шестнадцать… Решено, скажет, что шестнадцать. Всего-то на жалких полтора месяца приемную комиссию обманет.
– Кто хочет начать?
Начинать никто не хотел, и старуха прикрикнула:
– Так, вы зачем вообще сюда пришли?
И тогда девчонка в ядовито-розовом платье неуверенно поднялась и вышла на середину.
– Город Воткинск, – представившись, проговорила она.
– Какой? – поднял голову лысый, старательно конспектировавший ее данные.
– Воткинск, – повторила та и с достоинством пояснила: – Родина Петра Ильича Чайковского.
– Думаете, мы не знаем, где родился Чайковский? – высокомерно осведомилась старуха. И, не дожидаясь ответа, поинтересовалась: – С какого произведения хотели бы начать?
– Марина Цветаева, «Мой милый, что тебе я сделала?»
Старуха кивнула, и девчонка начала.
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот, что ты, милый, сделал – мне.
Мой милый, что тебе я сделала? —
надрывалась она.
И хотя исполнение было ужасным, Аля поневоле прониклась стихами – настолько созвучны они оказались ее собственному отношению к Антону.
– Достаточно, – проскрипела старуха. – Басню.
Девчонка похлопала мелкими глазками на густо накрашенном плоском лице, неуверенно проговорила:
– Сергей Михалков, «Колос и Василек», – и умолкла.
– Ну же, читайте, – поторопила ее старуха.
– Однажды Колос умирал от жажды… – начала она и опять беспомощно замолчала.
– Не помните? – зловеще протянула старуха. – Зачем тогда явились? Я понимаю, вы волнуетесь, но надо приходить подготовленными! Уж если идете поступать, все должны знать назубок!
Девчонка подавленно молчала и уже не делала попыток читать басню.
– Садитесь, – махнула рукой старуха. – Следующий.
Девчонка села, не зная, куда деваться от смущения – Аля ей даже посочувствовала. Не хотела бы она оказаться на ее месте! Но выучить стих наизусть – это же самое простое. Конечно, ходят всякие байки про актеров, которые вдруг забыли текст, но это явно не тот случай. На середину тем временем вышел следующий.
Слушая выступления, Аля успела заскучать: все читали примерно одинаково, никто не поразил ее воображения, и она поверила, что из десятки чаще всего не проходит никто.
Очередь наконец дошла до нее. Аля, почти не волнуясь, вышла на середину, дружелюбно уставилась на приемную комиссию и уверенно сказала:
– Голубева Александра Игоревна, шестнадцать лет, Москва. Анна Ахматова, «Сжала руки под темной вуалью…» – И без промедления начала:
Сжала руки под темной вуалью…
– Подождите, – остановила ее старуха – лысый не успел записать. Когда он наконец оторвался от ведомости, Аля снова начала читать.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру», —
закончила она и поняла, что читала не плохо и не хорошо – так, как на уроке литературы. А этого явно недостаточно.
