Несмотря на то что описанная выше операция и ей подобные, проводимые моими истребительными частями СС, мне очень нравились, сам я непосредственно заниматься их организацией не мог. Гораздо важнее были приготовления к предстоявшему контрнаступлению, забиравшие все мое время. И хотя я не принимал личного участия в формировании и подготовке своих боевых групп на выделенном нам полигоне Графенвёр
[258], все же осуществлял общее планирование и разработку основополагающих приказов, находясь во Фридентале.
Для нашей операции, проводимой в рамках контрнаступления немецких войск, мы придумали кодовое наименование «Гриф» — название легендарной птицы, упоминавшейся в старинных немецких сказаниях. По моему плану наши истребительные части должны были получить организационную форму в виде танковой бригады, которую впоследствии стали называть 150-й танковой бригадой.
В основу планирования нашей операции был положен общий календарный график наступления, который в первый день предусматривал прорыв неприятельской обороны по всему фронту. На второй день нашим наступающим частям надлежало достигнуть реки Маас и форсировать ее. Как мы справедливо предполагали, остатки войск противника уже в первый день должны были быть полностью дезорганизованы и обращены в бегство.
Для меня и моих сотрудников было совершенно ясно, что нам придется импровизировать. Ведь тогда начало наступления было назначено на первые числа декабря 1944 года, а за пять остававшихся недель ни одна нормальная полевая группировка, не говоря уже о части, призванной решать специальные задачи, не могла полностью построить свой боевой порядок и наладить соответствующее взаимодействие. Такое просто было невозможно, и мы об этом знали. Однако наша совесть оставалась чиста, поскольку я обратил на это внимание фюрера еще во время постановки общей задачи. Во всяком случае, мы свое мнение высказали.
Поскольку нам приходилось считаться с возможностью возникновения различных неожиданных ситуаций, мы определили для себя три цели, по которым предстояло работать одновременно, — мосты у городов Энжи, Аме и Юи. В соответствии с этим полоса наступления 6-й танковой армии СС была разбита нами на три части, которые постепенно сужались, имея в качестве конечной точки вышеназванные мосты. Нашу 150-ю танковую бригаду мы также поделили на три боевые группы, присвоив им литеры «X», «Y» и «Z».
Создать 150-ю танковую бригаду на бумаге оказалось делом не таким уж и сложным. Куда труднее было оснастить ее. Уже на первое наше требование от генерал-квартирмейстера
[259] немедленно пришел ответ, что оснащение трофейными танками не только целого танкового полка, но даже батальона не представляется возможным. Таким образом, уже в самом начале мы на себе испытали старую истину, о которой писал еще Гете: «В умении обходиться малым виден мастер». Но приятного в том, что приходилось начинать столь ответственную и сложную операцию с такого большого минуса, было мало.
В первом нашем предложении мы просили утвердить для 150-й танковой бригады следующую организационно-штатную структуру:
— две танковые роты по десять танков в каждой;
— три разведывательные роты по десять бронированных разведывательных дозорных машин в каждой;
— три мотопехотных батальона по две стрелковых и одной роте тяжелого оружия в каждом;
— одна легкая зенитная рота;
— две роты истребителей танков;
— один минометный дивизион;
— одна рота связи;
— штаб танковой бригады (желательно небольшой);
— одна специальная рота (для решения второй части задачи танковой бригады).
В целях экономии личного состава от обычных вспомогательных подразделений мы решили отказаться, тем более что срок проведения операции был ограничен. Общая численность бригады составляла около трех тысяч трехсот человек.
К этому прилагался подробный список требуемого количества трофейного оружия, боеприпасов, грузовых машин, инвентаря и формы одежды. Нам самим становилось не по себе, когда мы пытались представить, каким образом наши потребности будут удовлетворены в столь короткий срок, ведь наши трофейные запасы могли оказаться не столь обширными. Тем более что в последние месяцы немецкие части только отступали, а наступательных операций, во время которых трофеи могли быть захвачены в нужных нам объемах, не наблюдалось.
Когда 26 октября 1944 года я представил генерал-полковнику Йодлю на утверждение организационно-штатную структуру 150-й танковой бригады и список необходимого оснащения, то еще раз напомнил ему об отведенных нам коротких сроках и необходимости прибегать к импровизации. Кроме того, мною было заявлено, что, по моему мнению, операция «Гриф» только тогда будет иметь успех, если она начнется в первую же ночь после начала наступления, чтобы в полной мере использовать элемент внезапности. В свою очередь, было необходимо, чтобы дивизии первого эшелона выполнили задачи дня. В нашей полосе это означало преодоление Арденнских гор на широком фронте. Я вынужден был выдвинуть данное основополагающее требование как условие успешного выполнения своего задания. Кроме того, мне требовалось, чтобы штаб оперативного руководства вооруженных сил в обязательном порядке предоставил нам аэрофотоснимки мостов.
Разработанная нами организационно-штатная структура 150-й танковой бригады была одобрена. Я также получил обещание, что нам будет оказана всесторонняя помощь со стороны штаба оперативного руководства вермахта. Затем я еще раз осторожно задал вопрос, не стало ли противнику известно о наших планах вследствие того пресловутого приказа? Должен признать, что тогда изложил генерал-полковнику Йодлю свои выводы уже не в той жесткой форме, в какой они были представлены мной ранее в письменном виде, где содержались примерно такие выражения: «Любой обыкновенный солдат, допустивший столь грубое нарушение режима секретности, был бы непременно наказан самым строжайшим образом».
Однако Йодль заявил, что, несмотря на допущенную ошибку, отказываться от операции нельзя, но он обязательно подготовит специальный приказ, чтобы в будущем подобное не повторилось. Для меня же на перспективу будут предусмотрены два псевдонима, один из которых станет употребляться по четным, а второй — по нечетным дням. Один из них, звучавший как Солнечный, я помню и сейчас. К слову, идея издания этого приказа, который предписывал называть меня в переписке по псевдонимам, принадлежала постоянному офицеру связи Генриха Гиммлера в главной ставке фюрера группенфюреру СС Фегелейну.
Многого данный приказ, конечно, не исправил, но я был вынужден удовлетвориться хотя бы этим. Однако в дальнейшем возникла постоянная путаница с четными и нечетными днями, и в конце концов за мной окончательно закрепился псевдоним Солнечный. Так было проще и не портило идею прославленного Фегелейна.
