Генерала Бургсдорфа я попросил выделить нам трех опытных командиров батальона. Самый старший из них должен был замещать меня на период формирования бригады. Подполковник Хардик, которого мне отрядили для этих целей, оказался отличным офицером, но никогда не занимался проведением подобных операций. То же можно было сказать и об остальных комбатах — подполковнике В. и гауптмане Ш. Однако все трое пришли в восторг от своих новых назначений, и поэтому я надеялся, что все пойдет как надо. Ведь мне прежде тоже не доводилось проводить подобную операцию.
Я изложил генералу Бургсдорфу еще одно свое соображение относительно того, что за четыре недели невозможно создать внутренне спаянную боеспособную часть, состоящую из добровольцев всех родов войск вермахта. Поэтому мне пришлось попросить его выделить нам в дополнение к добровольцам еще и несколько подразделений вермахта в полном составе, которые послужили бы основой для моей спешно создаваемой бригады. Моя просьба была услышана, и в скором времени мне, кроме всего прочего, выделили два батальона парашютистов люфтваффе, одну танковую роту и роту связи. К ним я добавил две усиленные роты из истребительной части «Центр» и свой 600-й парашютно-десантный батальон войск СС.
Когда через восемь дней ко мне во Фриденталь прибыла первая сотня добровольцев, то я чуть не впал в отчаяние.
«Как можно добиться успеха с такими людьми?» — подумал я.
Во Фридентале вновь прибывших начали проверять на знание языка и распределять их по группам в зависимости от показанных результатов. Однако группа категории номер 1, куда отбирали солдат с отличным знанием английского языка, увеличивалась с большим трудом — в день туда попадали всего один, максимум два человека.
По истечении двух недель отбор добровольцев в целом завершился, но его результат оказался ужасным — в группе категории номер 1, куда, как уже говорилось, отбирались люди с великолепными знаниями английского языка и американских идиоматических выражений, оказалось всего десять человек, в основном из числа бывших моряков. Бывшие моряки составляли также основную часть группы категории номер 2. В ней были собраны люди, которые говорили по-английски более или менее бегло. Но и их насчитывалось не более тридцати — сорока человек. Группа категории номер 3, куда отбирали солдат со средними знаниями английского, была уже больше и насчитывала сто двадцать — сто пятьдесят человек.
Группа категории номер 4 состояла из солдат, которые не до конца забыли то, чему их учили в школе, и насчитывала примерно двести человек. Другие же добровольцы оказались полностью непригодными либо по состоянию своего физического развития, либо из-за того, что, кроме слова «да», по-английски больше ничего произнести не могли.
В результате мне пришлось практически создавать бригаду «глухонемых», так как после направления в спецроту лучших ста двадцати человек другого варианта не было. Нам ничего другого не оставалось, как во время операции молча присоединиться к обратившимся в бегство американским колоннам, делая вид, что от свалившихся бед лишились дара речи.
В моих отчетах о состоянии дел с оснащением формируемой бригады личным составом и техникой, которые я вынужден был отсылать в штаб оперативного руководства вооруженных сил каждые три дня, эти цифры указывались честно.
Некоторых солдат, говоривших по-английски, мы на короткое время направили в школы переводчиков, а других на несколько дней — в лагерь американских военнопленных, где они должны были перенять американский сленг и манеры общения американских солдат. Однако из-за того, что эти «курсы» продолжались всего восемь дней, ожидать чудес в совершенствовании языковых навыков не приходилось.
Для основной же массы солдат, проходивших обучение на полигоне Графенвёр и вообще не владевших английским, языковая подготовка ограничивалась тем, что им вдалбливали в голову несколько крепких ругательств, которые были приняты у американских солдат, и значение слов «да», «нет» и «о’кей». Кроме того, их обучали также некоторым общеупотребительным командам, использовавшимся в американской армии. На этом возможности лингвистической маскировки бригады и ограничивались.
Еще хуже обстояло дело с оснащением. В первую очередь мне хочется описать трудности, с которыми мы столкнулись в вопросе обеспечения техникой. В скором времени нам стало совершенно ясно, что требуемого количества американских танков мы не получим. Забегая вперед, сразу скажу, что накануне начала наступления в нашем распоряжении было всего два танка «Шерман»
[260]. Причем один из них сразу же вышел из строя из-за поломки в трансмиссии.
Уже после войны, когда я вычитал в газетах и журналах, что в 150-й танковой бригаде одних только танков «Шерман» насчитывалось свыше пятидесяти единиц, то меня охватила настоящая досада по поводу буйной фантазии журналистов. Пресса буквально с яростью обрушилась на операцию «Гриф», а ее сообщения ничего общего с действительностью не имели. Началась настоящая истерия, которая, как учит история, ни к чему хорошему не приводит и ничего общего с настоящей журналистикой не имеет.
Чтобы заменить недостающие трофейные американские танки, Берлин в лице генерал-инспектора танковых войск выделил нам двенадцать немецких танков «Пантера», и моим людям на полигоне Графенвёр пришлось их маскировать, приваривая вокруг пушек и башен листы железа, чтобы они хоть как-то по силуэту напоминали американские «Шерман». При этом было совершенно ясно, что такая маскировка могла сработать только ночью и то с большого расстояния, а также ввести в заблуждение, пожалуй, лишь совсем юных американских новобранцев.
Кроме того, с различных пунктов сбора трофейного оружия нам прислали десять американских и английских бронированных разведывательных дозорных машин. Однако долго ломать голову над тем, как использовать английские броневики, нам не пришлось — их моторы вышли из строя еще на полигоне. В результате у нас осталось только четыре американских БРДМ, к которым пришлось добавлять немецкие разведывательные машины. Подвижной же состав мотопехотной роты составили два американских и двенадцать немецких бронетранспортеров.
Постепенно по железной дороге нам в Графенвёр доставили тридцать джипов. Я был твердо уверен в том, что наши войска на Западном фронте обладали значительным количеством этих машин. Однако владельцы таких вездеходов, по всей видимости, не желали с ними расставаться и шли на различные ухищрения, чтобы обойти приказ о сдаче машин, в чем позднее мы смогли убедиться и сами. Оставалась еще одна слабая надежда раздобыть требуемое вооружение — в течение двадцати четырех часов до начала наступления самим захватить трофеи на фронте. Это было очень шатким, а потому весьма иллюзорным ожиданием, в котором пребывало и Верховное командование вермахта. Оно считало, что во время наступления немецким войскам удастся захватить технику и склады горюче-смазочных материалов противника.
