Вместо запрошенной артиллерии из группы армий «Висла» нам прислали три зенитных дивизиона люфтваффе. С их переподчинением под мое начало возникли большие бюрократические препоны. Дело заключалось в том, что эти три зенитных дивизиона прибыли из разных полков, а те, в свою очередь, входили в состав двух разных дивизий ПВО. С передачей приказов происходила настоящая чехарда, и вопросы, регулировавшие порядок подчинения, были разрешены только после моего звонка соответствующему командующему корпусом. Три подвижные зенитные батареи я распределил между своими боевыми группами и определил им позиции на плацдарме, а остальные зенитные батареи расположил на западном берегу Одера так, чтобы их можно было использовать как обычную полевую артиллерию.
Однако личный состав этих батарей требовалось срочно подучить. Хорошо еще, что из офицерского резерва группы армий мне прислали артиллерийского офицера. Этот гауптман родом из Мюнхена в прошлом был писателем, однако свое дело знал хорошо. За несколько дней в результате его упорных занятий с передовыми наблюдателями, солдатами орудийных расчетов и офицерами батарей ему удалось добиться многого и научить их тонкостям ведения огня по наземным целям. Были подготовлены исходные данные для стрельбы, и, когда русские через восемь дней замкнули свои железные клещи вокруг плацдарма, зенитчики оказали нам существенную помощь в тяжелых боях.
Вскоре назначили командира корпуса. Дело было в том, что южнее нас на западном берегу Одера заняла оборону дивизия из состава кригсмарине, а мою боевую группу переименовали в дивизию «Шведт». Эти две дивизии и объединили в корпус. Командовавший им генерал, чье имя я, к сожалению, уже не помню, оказался порядочным человеком и сразу мне очень понравился. Приехав ко мне для ознакомления с положением дел, он прямо сказал, что штаб корпуса по большей части являлся фикцией, поскольку в нем насчитывалось всего несколько офицеров. Этот «орган управления» не был даже способен наладить обмен информацией, а об организации снабжения и говорить не приходилось. Таким образом, нам следовало рассчитывать только на свои собственные силы.
Генерал согласился со всеми моими предыдущими распоряжениями и сделанной мною расстановкой сил, подчеркнув, что нам следует действовать так и дальше. Ему же, по его словам, осталось только издать приказ о разграничении зон ответственности между двумя нашими дивизиями.
Особенно ему понравились подготовленные нами мероприятия по блокированию местности. Уже распрощавшись со мной, генерал вскоре вернулся, так как его не выпустили из города часовые. В лицо они его не знали и к тому же добросовестно исполняли полученные инструкции, в которых прямо говорилось, что каждый покидающий пределы Шведта, независимо от того, являлся ли он офицером или гражданским лицом, обязан был предъявить пропуск от городского коменданта.
Назначение меня командиром дивизии означало и повышение уровня моей ответственности. На мои плечи легли не только вопросы обеспечения обороны, но и забота о проживавшем в полосе действия моего соединения гражданском населении. В этом большую поддержку мне оказал бургомистр Шведта, который каждый вечер приходил с докладом о накопившихся делах. С его помощью все они, как мне казалось, были благополучно разрешены. Я предусмотрительно приказал эвакуировать из города в первую очередь женщин с маленькими детьми, поскольку он в скором времени мог стать зоной боевых действий.
Гораздо сложнее оказались вопросы по организации снабжения войск. Все обеспечение дивизии я возложил на службы, оставшиеся во Фридентале, откуда каждую ночь приходили колонны машин с оружием, боеприпасами, оснащением и продовольствием. Нам пришлось добывать в Берлине даже снаряды к зенитным орудиям, ведь обозы с боеприпасами из группы армий к нам не приходили.
Я тщетно просил прислать нам противотанковые пушки. Их в группе армий просто не было. Однако совершенно случайно моему интенданту удалось узнать, что примерно в пятидесяти километрах к югу от Шведта располагалось предприятие, выпускавшее эти самые орудия. На фирме нашему начальнику материально-технической части пожаловались, что управление вооружений сухопутных войск не забирало у них пушки на протяжении нескольких недель. Возможно, в данном ведомстве поспешили отнести это предприятие к потерям, посчитав, что оно находится в досягаемости русских орудий.
Как бы то ни было, на фирме только обрадовались, когда мы забрали у нее двенадцать 75-миллиметровых противотанковых пушек. Они нам здорово помогли.
Аналогично обстояло дело и с нашими запросами насчет обеспечения моих частей пулеметами MG 42. Группа армий их тоже не могла поставить, и тогда наш ловкий начальник материально-технической части обнаружил огромный склад с этим оружием возле города Франкфурт-на-Одере. По слухам, в нем хранилось более десяти тысяч этих превосходных пулеметов, а фронтовые части, так же как и мы, прознав случайно про данное хранилище, удовлетворяли в нем свои потребности в вооружении. Наша дивизия «Шведт», естественно, не составила исключения. Об обоих случаях я, как положено, доложил в штаб группы армий. Однако о дальнейшей судьбе остававшегося невостребованным оружия мне неизвестно. Может быть, оно было оприходовано, а может быть, через несколько недель попало в руки русским в качестве желанного военного трофея.
В те дни из штаба группы армий пришел весьма странный, чрезвычайно срочный и особо секретный приказ, в котором говорилось, что в лесу восточнее города Бад-Шенфлис находятся два грузовика с важными документами. Их оставили там по ошибке одного имперского чиновника, и они ни в коем случае не должны были попасть к русским. Высланные ранее самолеты с задачей уничтожить автомобили вместе с документацией из бортового оружия и путем сбрасывания бомб их не обнаружили. В связи с этим дивизии «Шведт» предписывалось немедленно, не останавливаясь ни перед чем, пробиться в данный лес и либо забрать документы, либо их уничтожить.
Для выполнения столь необычного задания мне потребовалось прояснить несколько вопросов, и я узнал, что речь шла не об обычных имперских документах, как сообщалось прежде, а о партийной документации канцелярии Бормана. Тогда я потребовал, чтобы в операции в обязательном порядке принял участие соответствующий чиновник, который смог бы точно указать местонахождение грузовиков. Кроме того, необходимо было провести разведку, для того чтобы понять, возможно ли вообще провести бросок до леса. Мне вовсе не хотелось подвергать своих людей большому риску из-за этих документов и ошибки какого-то партийного деятеля. Мои солдаты были нужны для настоящих боев.
Наши разведывательные дозоры в последние дни уже не могли совершать рейды на удаление в шестьдесят — семьдесят километров, как прежде. Мы явно ощущали, как противник медленно, но неуклонно приближался к нашему плацдарму, и, по нашим прикидкам, Бад-Шенфлис уже должен был находиться в руках у русских — небольшая разведывательная группа рано утром уже на окраине города попала под обстрел неприятеля и потеряла одного человека.
После обеда я решил лично принять участие в проведении разведки, посадив в свой бронетранспортер группу солдат, которые были со мной еще в Италии. Кроме этих четырех бойцов я взял с собой в БТР также офицера оперативного управления гауптмана Хунке, а сверх того с нами увязался и мой пес Люкс. Он вообще сопровождал меня в каждой поездке.
