Благодаря прекрасному знанию языка фельдфебель Р. не вызвал у русских подозрений, а через несколько дней смог со своей группой перейти линию фронта и вернуться. Стоит ли говорить, что в дальнейшем он являлся одним из самых усердных помощников в вопросах снабжения группировки Шерхорна всем необходимым.
Между тем от окруженных поступили наиболее срочные пожелания. Прежде всего они просили прислать им врача и медикаменты. Первый доктор, спрыгнувший ночью с парашютом в месте, обозначенном слабыми световыми сигналами, при приземлении сломал себе обе ноги и, согласно полученному по радио сообщению, вскоре умер. Окруженные слезно запросили прислать им другого врача. Затем следовало наладить сброс с самолетов продуктов питания и боеприпасов для стрелкового оружия. Ведь вследствие перенесенных солдатами группировки Шерхорна лишений состояние их здоровья оказалось настолько слабым, что ни о каких передвижениях не могло быть и речи.
Вопросы обеспечения снабжения были возложены на 200-ю бомбардировочную эскадру люфтваффе, самолеты которой совершали соответствующие полеты с промежутками в одну или две ночи. Однако по радио мы получали сообщения о том, что большая часть груза сбрасывалась неточно и поэтому окруженные не могли им воспользоваться. Приходилось эти полеты повторять.
Со специалистами 200-й бомбардировочной эскадры мы разработали соответствующий план спасения окруженной группировки Шерхорна, который предусматривал сооружение временной взлетно-посадочной полосы в районе тогдашнего расположения ее лагеря. С помощью самолетов планировалось вывезти в первую очередь больных и раненых, а затем постепенно и весь остальной личный состав. Время спасательной операции было определено на темные ночи конца октября.
Для руководства работами по возведению временной взлетно-посадочной полосы на парашюте к Шерхорну был сброшен соответствующий специалист. Однако эти работы русские вскоре обнаружили и стали наносить по данному месту авиационные удары. В результате строительство стало невозможным, и нам пришлось разрабатывать другой план, который, в свою очередь, одобрил и Шерхорн.
Согласно новому плану группировке Шерхорна предстояло выдвинуться примерно на двести пятьдесят километров в северном направлении в озерный край, располагавшийся на бывшей русско-литовской границе в районе города Динабург
[221]. По опыту эти озера в начале декабря должны были замерзнуть, тогда их ледовая поверхность могла послужить в качестве взлетно-посадочной полосы.
Для того чтобы облегчить совершение марша по неприятельским тылам, Шерхорн разбил свою группировку на две группы. Южную должен был вести сам Шерхорн, а передовую группу северной — возглавить наш оберфенрих Ш. Однако для осуществления марша группировку следовало снабдить теплым обмундированием и многими необходимыми мелочами. Учитывая численность группировки в две тысячи человек, их оказалось не так уж и мало. Кроме того, для обеспечения непрерывной связи на марше между растянувшимися колоннами к Шерхорну сбросили на парашютах девять радиостанций с обслуживающим персоналом из числа русских добровольцев. Особенно меня порадовало то обстоятельство, что мы могли поздравить оберфенриха Ш. с присвоением ему воинского звания лейтенант и награждением его Рыцарским крестом Железного креста. Соответствующие документы и сама награда были ему сброшены на парашюте. Мое поздравительное сообщение, отправленное по радио, на той стороне подтвердили с большой радостью.
В ноябре 1944 года группировка Шерхорна двумя колоннами выдвинулась на марш, причем больных и раненых везли на телегах. Марш проходил не так быстро, как мы планировали, и в сутки им удавалось пройти не более восьми-двенадцати километров. Несколько раз пришлось на целый день даже делать остановку на отдых, так что средний темп продвижения за неделю составлял от тридцати до сорока километров. По радио мы периодически получали сообщения о стычках с русскими патрулями и о новых убитых и раненых. Все среди нас, кто знал Россию не понаслышке, иллюзий не питали, хорошо понимая, что шансы на возвращение группировки Шерхорна на родину были ничтожно малы.
Полеты наших самолетов, занимавшихся снабжением группировки Шерхорна, становились все короче, однако поиск подходящих мест для приемки сбрасываемого на парашютах груза — все труднее. Для этого по радио сообщались уточненные точки по координатной сетке и опознавательные световые сигналы на земле, которые подавались в строго назначенное время. Хотелось бы знать, какая часть сбрасываемого нами груза попадала в руки прекрасно работавших русских органов безопасности?
Но не только это являлось предметом наших забот. Ко всему прочему лимит горючего, выделявшегося 200-й бомбардировочной эскадре для обеспечения полетов в наших интересах, из месяца в месяц сокращался. Время от времени мне, правда, удавалось выбить для операции «Вольный стрелок» дополнительные четыре-пять тонн бензина, но и это становилось делать все труднее. Как следствие этого, несмотря на срочные призывы о помощи, количество осуществлявшихся полетов приходилось сокращать. В такой ситуации мне казалось, что Шерхорн со своими боевыми товарищами в их отчаянном положении не мог понимать те трудности, с которыми мы сталкивались. Поэтому я старался в своих радиограммах поддержать у них веру в нашу готовность прийти на помощь.
В феврале 1945 года я сам командовал дивизией на Восточном фронте. Ежедневно мы отражали одну атаку за другой. Однако это не означало, что необходимость в проведении специальных операций истребительными частями СС уже отпала. Почти каждую ночь мы получали сообщения в рамках операции «Вольный стрелок», и с каждым разом они становились все безнадежнее.
«Пришлите! Помогите! Не забывайте нас!!!» — такие слова содержались в каждом тексте передаваемых ими радиограмм.
Но была и приятная новость — Шерхорн наткнулся на группу, которой командовал фельдфебель П. Это была та самая первая группа, не дававшая о себе знать на протяжении нескольких месяцев. Остальные же сообщения ничего хорошего в себе не несли и сильно действовали на мои нервы и нервы моих боевых товарищей. Теперь мы могли организовать в рамках операции «Вольный стрелок» только один полет в неделю. Соответственно, общий вес сбрасываемого груза постоянно уменьшался, и мне приходилось ломать себе голову над тем, как помочь Шерхорну.
«Где найти выход?» — думал я.
С конца февраля 1945 года нам вообще перестали выделять горючее, и со мной случался чуть ли не припадок бешенства при мысли о том, какое огромное количество бензина ежедневно попадает в руки союзников при их продвижении вперед, тогда как для нашей операции по спасению боевых товарищей из беды мы ничего получить не могли. На каждом аэродроме в Вартегау
[222], которая теперь была занята русскими, находились сотни тонн авиационного бензина!
