– Нет, – ответил Джервес, апатично приподнимая свою белую шляпу от солнца перед присутствующими дамами с учтивым, и всё же несколько безразличным изяществом. – Я иду к принцессе Зиска. Мне, вероятно, придётся успеть выписать весь её образ за это утро.
– Портрет в полный рост? – спросил доктор.
– Думаю, нет. Не с первой попытки, во всяком случае, только голова и плечи.
– Вы знаете, где её дом? – спросил лорд Фалкворд. – Если нет, то я с вами прогуляюсь и покажу дорогу.
– Благодарю, вы очень любезны. Я буду вам очень обязан.
И, ещё раз приподняв шляпу, он медленно отошёл в сторону вместе с молодым Фалквордом, который шагал рядом с ним с бо́льшим воодушевлением, чем этот измученный и несколько пустоголовый аристократ обычно выказывал.
– Чрезвычайно жарко, – сказала леди Лайл, поднявшись тогда и отложив в сторону своё вышивание, – я подумала о поездке к пирамидам сегодня, но на самом деле…
– Там на протяжении всего пути тень, – подсказал доктор, – я сказал то же самое молодой женщине этим утром, которая уже живёт в этом отеле около двух месяцев и до сих пор не повидала пирамид.
– Чем же она занималась? – улыбаясь, спросила леди Фалкворд.
– Танцевала с офицерами, – сказал доктор Дин. – Как может сравниться Хеопс с усатым балбесом в военной форме! До скорой встречи, я отправляюсь на охоту за скарабеем.
– Я думала, у вас итак уже подобралась приличная коллекция из них, – сказала леди Лайл.
– Так и есть. Но принцесса прошлой ночью носила на себе весьма примечательного представителя, и я хочу найти такого же. Он синий – очень синий, – почти как редкостная бирюза, и, кажется, это знак отличия воина Аракса, который был кем-то вроде короля в своё время, или начальником пустыни, что было то же самое в те дни. Он сражался за Аменхотепа и по всем признакам был более великим человеком, чем сам Аменхотеп. Принцесса Зиска – отличный египтолог; я имел с ней самую увлекательную беседу прошлой ночью в обеденной.
– Так значит, она действительно женщина культурная и умная? – спросила леди Лайл.
Доктор улыбнулся.
– Я бы сказал, она бы стала значительным открытием для Оксфордского университета, насколько у них обстоят дела с Востоковедением, – сказал он. – Она умеет читать египетские свитки папируса и способна расшифровать любые надписи на памятниках и монументах. Я теперь мечтаю убедить её поехать со мной в Фивы и Карнак.
Леди Фалкворд расправила свой веер и изящно обмахивалась им.
– Как это было бы прекрасно! – вздохнула она. – Так романтично и торжественно – все эти прекрасные древние города с их удивительными статуями египтян, вырезанными в камне и раскрашенными! И Рамзес – дорогой Рамзес! Он и вправду обладал отличными ногами! Вы не замечали? Так много из этих древних скульптур представляют египтян с такими угловатыми телами и такими пугающе длинными ногами, но Рамзес всегда имеет отличные ноги, где бы вы его не увидели. Это так свежо! Организуйте вечеринку, доктор Дин! Все мы отправимся с вами; и я уверена, что принцесса Зиска станет самым очаровательным спутником. Давайте устроим dahabeah
19! Я оплачу половину всех расходов, если только вы всё устроите.
Доктор поскрёб подбородок и выглядел неуверенным, но его, очевидно, привлекала эта идея.
– Я подумаю об этом, – сказал он наконец. – А пока пойду и устрою охоту по следам Аменхотепа и Аракса.
Он прошёлся вниз по террасе, и леди Четвинд Лайл, повернувшись спиной к «старой» леди Фалкворд, последовала за своими «девочками», в то время как очаровательная леди Фалкворд продолжала удобно лежать в своём кресле и теперь доброжелательно улыбалась моложаво выглядевшему мужчине с красивыми усами, который подошёл и сел позади неё, заговорив с ней тихим нежным и конфиденциальным тоном. Это был весьма безнадёжный полковник одного из полков, стоявших тогда в Каире, и поскольку он никогда не тратил времени впустую на сантименты, то в последнее время подумывал о том, что женитьба на вдовой жене пэра, которая имела двадцать тысяч фунтов в год в собственном распоряжении могла бы оказаться не такой уж дурной партией для него. Так что он принял решение совершить задуманное и, поскольку он прослыл совершенным знатоком в искусстве любви без любви, дела его продвигались прекрасно, и его будущее расцветало всё ярче с каждым часом.
А в это время молодой Фалкворд сопровождал Армана Джервеса по разным узким проулочкам, болтая с ним по-своему, стараясь ослабить бдительность и вывести на чистую воду, в чём он пока не преуспел.
– Должно быть, чертовски весело – эээ – всё это дело, вроде как быть известным, – заметил он, вглядываясь вверх, в строгое, мрачное, задумчивое лицо над ним. – У них в Лондоне была однажды ваша картина; я приезжал посмотреть её с моей матерью. Она называлась «Le Poignard»
20, вы помните её?
Джервес равнодушно пожал плечами.
– Да, помню. Несчастье в его лучшем исполнении. Это была женщина с кинжалом в руке.
– Да, чертовски прекрасная, знаете ли! Это была очень загорелая женщина – даже слишком загорелая на мой вкус, – и в правой руке она держала кинжал. Конечно, она намеревалась кого-то убить им, это было довольно ясно. Вы же это имели в виду, правда?
– Полагаю, что да.
– Она была очень похожа на восточную женщину, – продолжал Фалкворд, – один из ваших давних египетских набросков, возможно?
Джервес вздрогнул и прижал руку ко лбу с растерянным видом.
– Нет, нет! Не давний набросок, ни в коем случае. Как это может быть? Это ведь мой первый приезд в Египет. Я здесь никогда прежде не бывал.
– Не бывали? Правда? Что ж, вы найдёте его чертовски интересным и всё такое. Я не посмотрел ещё и половины из того, что хотел бы увидеть. Я слабый парень, что-то у меня неладное с лёгкими, ужасное неудобство, но ничего не поделаешь. Моя мать не позволила бы мне слишком много двигаться. Вот мы и на месте – это дом принцессы Зиска.
Они стояли на узкой улице, оканчивающейся тупиком, с высокими домами на каждой стороне, которые отбрасывали длинные, чёрные, печальные тени на грубую мостовую внизу. Смутное ощущение мрачности и подавленности прокралось в сердце Джервеса, когда он оглядывал внешнюю сторону необычного жилища, на которое указал ему Фалкворд: квадратное, роскошное здание, которое, несомненно, когда-то сверкало великолепием внешней отделки, но которое теперь, после долгого запустения, погрузилось в какое-то печальное забытье. Тёмный портал, фантастически украшенный изображениями, скопированными с одного из египетских памятников, скорее походил на ворота в гробницу, чем на вход в личные покои прекрасной живой женщины, и Фалкворд, заметив молчание своего товарища, добавил:
– Не очень-то весёленький уголок, не правда ли? Обычно подобные места являют собой самое настоящее захолустье, знаете ли. Но, я надеюсь, что внутри всё в порядке.
