Хелен вскинула на него взгляд, но ничего не ответила.
– Ох, во имя Юпитера! – пробормотал лорд Фалкворд, как всегда щупая свои усы. – Тогда не ходите, мисс Мюррей. Мы вам всё расскажем позже.
– Мне этот предмет не интересен, – сказала она несколько прохладным тоном. – Дензил, вы найдёте меня в гостиной. Мне нужно написать одно письмо домой.
И с лёгким кивком она покинула их; Джервес наблюдал, как исчезала её грациозная фигура, с оттенком печального сожаления во взгляде.
– Очевидно, что мадемуазель Хелен не любит принцессу Зиска, – заметил он.
– Ох, ну что до этого, – сказал жёстко Фалкворд, – вы знаете, что нельзя ожидать, чтобы женщины теряли от неё головы, подобно мужчинам. Кроме того, есть ещё что-то довольно странное в манерах и внешности принцессы, и, вероятно, мисс Мюррей относится к ней не лучше, чем я.
– Ох, так вы не принадлежите к числу её поклонников? – спросил доктор Дин, улыбаясь.
– Нет, а вы?
– Я? Боже мой, мой дорогой молодой сер, я никогда в жизни не влюблялся в женщину! Это не то, что вы бы назвали влюблённостью. В возрасте шестнадцати лет я написал стихи зрелой сорокалетней девице – женщине с исключительной фигурой и всё такое; она отвергла мои ухаживания с презрением, и с тех пор я никогда больше не был влюблён!
Все они засмеялись, даже грустное лицо Дензила Мюррея озарилось на секунду яркой улыбкой.
– Где же вы писали портрет принцессы? – неожиданно спросил Росс Кортни.
– В её доме, – отвечал Джервес, – но мы были не одни, так как очаровательная красотка имела около двадцати вооружённых слуг под рукой. – Среди слушателей пролетел ропот удивления, и он продолжил: – Да, мадам очень хорошо защищена, уверяю вас, так же хорошо, как если бы она была первой фавориткой в гареме. Идёмте, увидите мой набросок.
Он провёл их в личную гостиную, которую заполучил для себя в отеле на почти сказочных условиях. Это была маленькая комната, но её преимуществом стало длинное французское окно, которое выходило в сад. Здесь, на мольберте, находился холст, повёрнутый изнанкой к зрителям.
– Присаживайтесь, – сказал Джервес кратко, обращаясь к своим гостям, – и будьте готовы к ни на что не похожей неожиданности! – Он помедлил секунду, пристально глядя на доктора Дина. – Быть может, доктор, поскольку вы заинтересованы в парапсихологических явлениях, вы сможете объяснить, как я получил это лицо на холсте, потому что сам я не в силах объяснить этого себе.
Он медленно развернул холст и, едва скрывая восклицание удивления, которое одновременно вырвалось и у всех присутствующих людей, сам устремил на него взор, зачарованный исключительной притягательностью, даже более мощной, чем ужас или страх.
Глава 9
Что за удивительное и ужасное лицо это было! Что за уродливая страсть и боль! Какую агонию отражала каждая чёрточка её лица! Агонию, в которой следы божественной красоты задерживались только для того, чтобы представить весь облик ещё более отталкивающим и пугающим! Некая чувственная торжественность, смешанная с гневом и ужасом, проглядывала в нарисованных глазах; губы, плотно сжатые в жестокой кривой усмешке, казалось, того и гляди выпалят угрожающий крик; волосы, спускавшиеся чёрными толстыми прядями низко на брови, казались мокрыми, словно роса на окоченевшем трупе; и, прибавляя мистический ужас ко всему образу, отчётливые очертания черепа ясно просвечивали сквозь розовато-коричневые оттенки плоти. Не было действительно ничего общего у этого чудовищного рисунка с сияющей и блистательной красотой принцессы Зиска, и всё-таки в то же самое время присутствовала довольно слабая вероятность, что человек с богатым воображением мог бы решить, будто есть возможность для неё принять подобный облик после смерти. Несколько минут протекли в полном молчании, затем лорд Фалкворд вдруг поднялся.
– Я ухожу! – сказал он. – Это чудовищный портрет, он действует мне на нервы!
– Grand merci!
34 – сказал Джервес с вымученной улыбкой.
– Ничего не могу с собой поделать, – заявил молодой человек, поворачиваясь спиной к картине. – Если я груб, то вы должны меня извинить. Я не слишком уравновешенный человек – моя мать подтвердит вам, что меня очень легко расстроить, – так что у меня всю ночь будет стоять перед глазами это ужасное лицо, если я сейчас же не выберусь на свежий воздух.
И без дальнейших замечаний он выпрыгнул в открытое окно прямо в сад и ушёл прочь. Джервес никак не прокомментировал его исчезновение; он направил взгляд на доктора Дина, который с очками на носу пристально вглядывался в картину, выказывая все признаки глубочайшего интереса.
– Ну что же, доктор, – сказал он, – теперь вы видите, что это совсем не принцесса.
– О да, это она! – спокойно отвечал доктор. – Если вы можете вообразить лицо принцессы, искажённое пыткой, то оно будет точно таким. Именно такое выражение лица она могла бы продемонстрировать, если бы внезапно встретила собственный насильственный конец.
– Но с чего бы мне изображать её такой? – спросил Джервес. – Она была совершенно спокойной и приняла самую живописную позу. Я набросал её такой, какою, как мне казалось, я её видел; каким же образом эта искажённая пыткой голова появилась на моём холсте?
Доктор задумчиво поскрёб подбородок. Это определённо была загадка. Он прямо посмотрел на Джервеса, словно в поисках ключа к разгадке тайны на лице прекрасного художника. Затем он повернулся к Дензилу Мюррею, кто не шевелился и не говорил.
– А что вы думаете об этом, эээ, Дензил? – спросил он.
Молодой человек будто очнулся ото сна.
– Не знаю, что и думать об этом.
– А вы? – сказал доктор, обращаясь к Россу Кортни.
– Я? Ох, я придерживаюсь того же мнения, что и Фалкворд: думаю, что это чудовищный портрет. И любопытно, что он похож на принцессу Зиска и одновременно совершенно не похож. Клянусь жизнью, это весьма мерзкая картина, знаете ли.
Доктор Дин встал и два-три раза пересёк комнату, нахмурив брови. Неожиданно он остановился напротив Джервеса.
– Скажите, – проговорил он, – нет ли у вас такого ощущения, что вы уже встречались с принцессой Зиска прежде?
Джервес выглядел озадаченным, потом медленно ответил:
– Нет, у меня нет точного воспоминания об этом. И в то же время я признаюсь вам, что в ней есть что-то такое, что всегда казалось мне знакомым. Тон её голоса и неповторимое звучание её смеха особенно поражали меня в этом смысле. Прошлой ночью, когда я танцевал с ней, то думал, не мог ли я встречать её в образе модели в одной из студий Парижа или Рима.
Доктор внимательно слушал, с минуту пристально глядя на него. Однако недоверчиво покачал головой, выслушав идею о том, что принцесса могла когда-то работать моделью.
– Нет-нет, это не то! – сказал он. – Я не верю, что она когда-либо была в модельном бизнесе. Подумайте ещё. Вы сейчас мужчина в самом расцвете лет, монсеньор Джервес, но оглянитесь назад, на вашу раннюю молодость, на то время, когда молодой человек совершает дикие, безрассудные и подчас нехорошие поступки; в эти безумные времена вы когда-либо разбивали женщине сердце?
