Он замолчал в каком-то удушливом волнении, и доктор Дин крепко взял его за руку.
– Будет вам, к чему все эти речи? – сказал он. – Что вы такое говорите о Дензиле?
Джервес обрёл самообладание чудовищным усилием воли и выдавил улыбку.
– Он получил свой шанс – я дал его ему! Он наедине с принцессой, и сейчас он просит её стать его женой!
– Чушь! – резко ответил доктор. – Если он совершит подобную глупость, то напрасно потратит силы. Эта женщина – не человек!
– Не человек? – эхом отозвался Джервес, и в его глазах появилось внезапное удивление. – Что вы имеете в виду?
Маленький доктор нетерпеливо потёр свой нос и, казалось, пожалел о сказанном.
– Я имею в виду… так, что же я имею в виду? – задумчиво проговорил он наконец. – Ох, ну, это очень легко объяснить. Существует масса людей, подобных принцессе Зиска, к которым я бы применил определение «не человек». Она вся – одна сплошная красота без сердца. Опять-таки, если вы понимаете меня, она вся – одно сплошное желание без страсти, что в духе «зверей, которые погибают». Огромное большинство мужчин таковы, да и некоторые женщины, хотя женщин сравнительно меньше. Теперь, раз уж мы говорим о принцессе Зиска, – продолжил доктор, пристально глядя на Джервеса, – я честно признаюсь вам, что нахожу в ней материал для очень любопытного и сложного исследования. Вот почему я и приехал сюда. Я сказал, что она вся – одно сплошное желание без страсти. Это само по себе бесчеловечно, но что меня занимает теперь, так это познание и анализ природы той исключительной жажды, что движет ею, направляет её – поддерживает в ней жизнь, короче говоря. Это не любовь – я уверен в этом, и это не ненависть, хотя вероятнее всё-таки ненависть, чем любовь. Что-то неопределённое, что-то почти оккультное, некая глубокая и поразительная загадка. Вы смотрите на меня, как на безумного, да! Я знаю! Но безумный или здравомыслящий я настойчиво повторяю, что принцесса – не человек, и под этим определением я понимаю то, что хоть она и имеет внешнюю оболочку самой прекрасной и соблазнительной женщины, но душа её – как у исчадия ада. Теперь вы меня поняли?
– Это бы даже у самого Эдипа отняло всю его жизнь, – сказал Джервес, выдавливая смешок без капли веселья в нём, поскольку он испытывал смутное неприятное предчувствие – холодок, сковывающий его рассудок. – Раз вам известно, что я не верю в душу, то к чему подобные разговоры со мной? Душа исчадия ада, душа ангела – что это? Для меня просто пустые звуки, ничего не значащие. Думаю, что соглашусь с вами по паре пунктов насчёт принцессы; например, я не смотрю на неё, как на одну из тех нежных воплощений целомудрия и женственности, перед кем мы, мужчины, инстинктивно склоняем головы, но которых в то же время мы обычно избегаем, стыдясь собственных пороков. Нет, она определённо не является
«Девой-розой, обречённой на гибель,
Поскольку вскарабкалась она так высоко в небеса,
Что даже самый отважный из людей
Не достанет её с такой высоты совершенства».
А что на самом деле лучше – одинокая «дева-роза» или принцесса Зиска, – кто может сказать? И человек или не человек, кем бы она ни была, вы можете быть уверенным, что Дензил Мюррей прямо сейчас вовсю старается, чтобы убедить её в будущем стать высокогорной домохозяйкой. Боже, какой странной участью это оказалось бы для прекрасной египтянки!
– О, так вы считаете её египтянкой? – спросил доктор с долей живого любопытства.
– Конечно! У неё египетский тип телосложения и лица. Вспомните хотя бы сходство с танцовщицей Зиска-Чаровницей на античной фреске!
– Ай, но если вы подтверждаете одно сходство, то также должны признать и другое, – быстро проговорил доктор Дин. – Сходство между вами и древним воином Араксом не менее примечательно! – Джервес неловко переступил и неожиданная бледность залила его лицо, придав ему болезненный и измождённый вид в свете восходившей луны. – И это довольно удивительно, – продолжал невозмутимый савант, – что, согласно легенде или истории, – как вам угодно это называть, поскольку порой легенды становятся историей и наоборот, – Аракс должен был быть любовником прекрасной Зиска-Чаровницы и что вы, живущий ныне портрет Аракса, должны были внезапно влюбиться в также живущий ныне портрет мёртвой женщины! Вам следует признать, что для простого стороннего наблюдателя вроде меня это выглядит любопытным совпадением!
Джервес молча курил, нахмурив брови.
– Да, выглядит это любопытно, – ответил он наконец, – но огромное большинство любопытных совпадений случаются в нашем мире – их так много, что мы в наше время спешки и суеты не успеваем заметить их проявления. Быть может, из всех странных вещей в жизни внезапная симпатия и головокружительная страсть, возникающая между мужчиной и женщиной, являются самыми странными. Я смотрю на вас, доктор, как на очень умного парня с крошечными причудами в голове или, скажем так, с пунктиком на тему духовных вопросов; однако в одну из ваших более-менее фантастических и экстравагантных теорий я склонен отчасти поверить – и это ваша идея о том, что некоторые личности, мужские и женские, уже когда-то встречались в прошлой жизни и даже в других телах, например, в образе птиц, цветов, лесных животных или даже простого дуновения бесплотного воздуха или огня. Эта мысль, признаюсь, меня очаровала. Она также представляется довольно разумной, поскольку, раз уж многие учёные доказывают, что невозможно разрушить материю, а можно только видоизменить её, то в таком предположении действительно нет ничего фантастического.
Он замолчал, затем медленно договорил, выбросив окурок сигары прочь:
– Я ощутил силу этой вашей странной фантазии гораздо сильнее, с тех пор как встретил принцессу Зиска.
– Правда! Так значит то впечатление, что вы с ней уже встречались когда-то, всё ещё довлеет над вами?
Джервес с минуту помолчал, прежде чем ответить, затем сказал:
– Да. И не только что мы встречались, но и что мы любили друг друга. Любили! Бог мой! Что за скучное слово! Насколько бледно выражает оно истинные чувства! Огонь в крови, смущение ума, полный хаос разума! И это безумие мягко называют «любовью»?
– Есть и иные слова для неё, – сказал доктор. – Слова, не столь поэтичные, но, может быть, более подходящие.
– Нет! – перебил его Джервес почти яростно. – Нет слов, которые бы верно описывали это единственное чувство, которое правит миром. Я знаю, что вы хотите сказать, конечно же; вы имеете в виду злые слова, порочные слова, и всё-таки они ничего общего с этим не имеют. Невозможно называть такое возвышенное состояние нервов и чувств злыми именами.
Доктор Дин обдумывал это высказывание в течение нескольких минут.
– Нет, я не уверен, что это возможно, – сказал он задумчиво, – если так, то мне следовало бы назвать злым именем и Творца, создавшего мужчину и женщину и установившего закон притяжения, который толкает и нередко стягивает их вместе. Я предпочитаю быть честным со всеми, включая и Творца, при этом, чтобы быть честным, мне следует обратиться к моральной стороне вопроса. Ведь факты таковы, что наша цивилизация перевернула все изначальные намерения природы. Природа, очевидно, подразумевала, что любовь, или чувство, которое мы так называем, станет ключевым во вселенной. Но природа явно не подразумевала брака. Цветы, птицы, низшие животные женятся заново каждую весну – и это та самая вера, к которой сегодняшние язычники страстно привлекают внимание мира. Лишь мужчины и женщины по их словам настолько глупы, что остаются друг с другом в горе и в радости, пока смерть не разлучит их. Теперь я хотел бы с точки зрения врача-учёного доказать, что мужчины и женщины ошибаются, а низшие животные правы, но тут вмешивается наука духовная и всё мне портит. Поскольку именно в духовной науке я вижу истину, которая не имеет противоречий, а конкретно, что испокон веков определённые бессмертные формы природы созданы исключительно друг для друга; как две половинки круга, они должны встретиться и образовать совершенный круг, и все элементы творения, духовные и материальные, будут работать на то, чтобы подтолкнуть их друг к другу. Такие создания, я думаю, должны неизбежно и в обязательном порядке сочетаться браком. В таком случае это становится божественным законом. Даже если эти создания по природе своей злы и эта страсть между ними имеет так или иначе предосудительный характер, то они всё равно должны соединиться, и результат подобного воссоединения даст себя знать. Зло может прорваться наружу в семье или в преступлениях, которые закон способен покарать с пользой для мира в целом. Тогда как с другой стороны, возьмём двух добрых и возвышенных людей с прелестной симпатией между ними, подобной совершенству двух половинок круга, – дети от такого брака вероятно будут настолько близки к Богу, насколько человечество вообще способно их этому научить. Я говорю как простой учёный. Такие выводы не обязательны для большинства, и браки как правило имеют место между людьми, которые никоим образом друг другу не подходят. Кроме того, нечто вроде дьявола вмешивается в это дело и часто препятствует соединению двух влюблённых. Одних любовных вопросов уже вполне достаточно для того, чтобы убедить меня в том, что существует дьявол, равно как и Бог, которые и правят нашими жизнями.
