– Я думал, вам захочется прогуляться вверх по Нилу? – предположил доктор.
– О нет, с меня довольно! Видите ли, когда мужчина делает женщине предложение и получает отказ, то не пристало ему продолжать крутиться вокруг неё, словно в ожидании, что она переменит своё решение. – И он выдавил улыбку. – У меня назначена встреча с Джервесом на завтрашнее утро, и я должен успеть возвратиться к ночи, чтобы попасть на неё, но после этого – я вне игры.
– Встреча с Джервесом? – повторил медленно доктор. – Какого рода встреча?
Дензил спрятал глаза от его пристального взгляда.
– В самом деле, доктор, вы становитесь слишком назойливым! – вскричал он с жёстким смешком. – Вы хотите слишком много знать!
– Да, я всегда так делаю, такая у меня привычка, – ответил доктор Дин спокойно. – Но в этом деле не требуется много проницательности, чтобы разгадать вашу тайну. Даже последний дурак способен видеть сквозь жернов, когда в нём дыра. А мне всегда неплохо удавалось складывать два и два и получать четыре. Вы и Джервес влюблены в одну и ту же женщину; женщина отказала вам и симпатизирует Джервесу; Джервес, как вы полагаете, этой самой ночью выступит в роли успешного любовника, так что вы, неудачник, намереваетесь его убить завтра утром, или погибнуть самому. А в Каир вы едете за вашими пистолетами или за другим оружием, а также, чтобы попрощаться с сестрой.
Дензил не спускал пристального взгляда с обеденного стола и ничего не отвечал.
– Однако, – продолжил доктор довольным тоном, – насколько мне известно, всё в ваших руках. Я никогда не вмешиваюсь в подобные дела. Ничего хорошего у меня из этого не вышло бы. Кроме того, у меня к вам нет ни капельки сочувствия – ни капельки. Официант, можно ещё кофе, пожалуйста?
– Клянусь жизнью! – вскричал Дензил с раздражённой усмешкой, – вы невероятный, необычный человек, доктор!
– Надеюсь, что так и есть, – ответил доктор. – Быть простым и обычным – не удовлетворило бы моё честолюбие. Кофе здесь великолепный, – тут он налил в новый чайник ароматного напитка, который только что появился перед ним. – Здесь его готовят лучше, чем в «Джезире». Ну так, Дензил, мой мальчик, когда приедете в Каир, передавайте мой привет Хелен и скажите, что мы вернёмся в старый свет все вместе; я сам уже весьма пресытился Египтом на этот раз и вполне доволен пополнением моего фонда новым приключением. И уверяю вас, мой дорогой друг, что ваша предполагаемая дуэль с Джервесом не состоится!
– Не состоится! – вскричал Дензил с неожиданной яростью. – Во имя неба, она состоится! Так должно быть!
– Не только от вашей воли зависит ваша судьба, – ответил ему доктор Дин с серьёзным видом. – Человек – не всевышний. Он воображает себя таковым, но это всего лишь одна из множества его маленьких заблуждений. Вы думаете, что поступаете по-своему; Джервес думает, что поступает по-своему; я думаю, что поступаю по-своему; но фактически во всём этом деле есть только один человек, за кем останется последнее слово, и этот человек – принцесса Зиска. «Чего желает женщина, того желает и Бог».
– Она вообще не имеет отношения к этому делу, – заявил Дензил.
– Простите! Но она имеет самое прямое отношение к этому делу. Она причина всего и знает об этом. И, как я вам уже говорил, ваша предполагаемая дуэль не состоится. – И доктор безмятежно улыбнулся. – Это ваш багаж у дверей, я полагаю. Счастливого пути, мой мальчик! Летите быстрее вихря и возвращайтесь сюда вооружённым до зубов, если вам угодно! Вы слыхали выражение «бороться с воздухом»? Это как раз то, что вам предстоит завтра утром!
И, находясь очевидно в одном из лучших своих настроений, доктор Дин проводил своего молодого друга до выхода из отеля и смотрел ему вслед, когда тот уезжал вниз по величавой пальмовой аллее, где деревья отбрасывали свои живительные тени на протяжении всего пути от Пирамид до Каира. Когда он совсем исчез, задумчивый учёный поглядел на разномастных туристов, которые готовились к восхождению на пирамиды в сопровождении гида-араба, невзирая на риски переломать себе руки и ноги, и в изучении разнообразия их типов он обнаружил нечто весьма занятное.
– Протоплазма – чистая протоплазма! – пробормотал он. – Зародыш души не достиг ещё развития собственного индивидуального сознания ни в одном из этих странных двуногих. Их мысли – как кисель, способность к рассуждению находится в зачаточном состоянии, умственные способности едва выражены. И всё же они представляют интерес, в таком же смысле, как и наблюдение за рыбами или простыми насекомыми. Как мужчины и женщины они, конечно же, представляют собой посмешища. Так-так! На протяжении двух-трёх тысяч лет протоплазма может породить форму из ничего, и могут прорасти поры сознательной интеллектуальности, но это случится на какой-то иной фазе существования – определённо, что не в наш век. А теперь мне пора затвориться и приняться за написание моих мемуаров, ибо я не должен упустить ни единой подробности этой неповторимой египетской загадки парапсихологии. Вся эта наблюдаемая мною сцена начинает приближаться к своему завершению и к полной катастрофе, но каким образом? Чем всё закончится – и как может оно закончиться?
И, в задумчивости нахмурив брови, доктор Дин сложил руки за спиной и возвратился в свою комнату, откуда он больше не появлялся весь день.
Арман Джервес тем временем наслаждался жизнью на всю катушку в отеле «Мена Хаус». Он легко завязывал знакомства с постояльцами, наговорил милых комплементов молодым девушкам и учтивых комплементов престарелым леди, и за пару часов успел превратиться в самого популярного человека в отеле. Он принимал приглашения и соглашался ехать на все экскурсии, пока не расписал каждый свой день на неделю вперёд; он был так весел, и галантен, и очарователен, и терпелив, что прекрасные леди теряли головы от одного его взгляда, так что какие бы развлечения ни устраивались в «Мена Хаус», казалось, радость от них вдвойне усиливалась одним только фактом его присутствия. По правде, Джервес находился в состоянии исключительной восторженности и возбуждения; мощный внутренний триумф овладел им и заполнил душу непомерной гордостью и чувством победителя, которое в то время заставляло его чувствовать себя королём всего человечества. В его характере не было ни капли благородной нежности, которая заставляет влюблённого мысленно возвеличивать свою возлюбленную до уровня королевы, перед которой сам он чувствует себя последним слугой; он же ощущал лишь вот что: рядом находилась одна из самых прекрасных и соблазнительных женщин, когда-либо живших на земле, в лице принцессы Зиска, а он сам, Джервес, уже мнил себя повелителем этой прекраснейшей из женщин, что бы ни случилось в ближайшем будущем. О ней и о влиянии его страсти на неё лично он думал не иначе, как с непонятным слепым эгоизмом, свойственным многим мужчинам, который приводил его к выводу, будто её счастье так или иначе всецело зависит только от силы его мимолётной и переменчивой любви. Ведь как правило мужчины любви не понимают. Им ведома лишь страсть, возрастающая порой до беспощадной корысти до того, чего они не могут заполучить; это есть доминирующая характеристика мужской природы, но Любовь – любовь, которая молча и преданно переносит все трудности на протяжении многих лет, – любовь, которая всем жертвует ради любимого и никогда не предаёт и не сомневается, – это божественная страсть, которая крайне редко освящает и наполняет жизнь мужчины. Женщины слеплены из иного теста, их любовь неизменно исходит от Идеала, не от Чувственности, и если впоследствии они и развивается в чувственность, то только посредством грубого и жестокого обращения мужчин.
