Тут она прыгнула вперёд и схватила Джервеса за руку со всей яростью хищной птицы, бросающейся на жертву, и в этот момент он понял, что это означает смерть.
– Вспомни древние времена, Аракс! Оглянись к прошлому и вспомни все преступления, что всё ещё требуют отмщения! Вспомни, как ты искал любви и получил её! Вспомни разбитое сердце! Вспомни разрушенную жизнь! Вспомни триумф на войне! Славу победителя! Вспомни своё честолюбие, предательство и убийство! Богохульство против святых Небес! Вспомни ночь чествования Осириса – праздник восхваления Солнца! Вспомни, как Зиска-Чаровница ждала своего любимого, напевая от радости в одиночестве её любимую песнь о Лилии лотоса, исполненная слепого доверия и ещё более слепой любви! Луна светила так же ярко, как и сегодня; звёзды горели над Пирамидами, как и сейчас! Дворец наполняли звуки музыки, радости, смеха, а в эфире уже трепетало изменчивое сердце Аракса – при виде другого лица, очаровавшего его, хоть и менее прекрасного, чем у Зиска-Чаровницы! Вспомни это, вспомни! – И она подбиралась всё ближе и ближе, в то время как он пятился назад, задыхаясь от своих чувств и от ужаса этого откровения. – Вспомни злое слово, стремительный и смертоносный удар, воздетый нож, весь в драгоценных каменьях, занесённый над любящим сердцем Чаровницы! Одиночество и обиду, в которой она погибла! Погибла, но всё ещё живёт и преследует своего убийцу, чтобы проводить его до самой могилы, которую король осыпал золотом, а демоны – проклятиями! Проводить вниз, до самого конца его славы и побед, в тишину вон той украшенной золотом глины! И из этой тишины – снова к звукам, свету и огню я вечно следую за тобой через тысячи ступеней существования! И буду и дальше преследовать тебя сквозь бесконечное пространство и время, пока великий Творец этого страшного колеса жизни Сам не скажет: «Довольно! Здесь кончается даже закон мести!» Ибо ещё десять тысяч столетий моя страсть не угаснет и будет доказывать мою ошибку! Все сокровища любви растоптаны! Надежда всей жизни предана! Спасение небес отвергнуто! Трепещи, душа Аракса! Поскольку ненависть вечна, как и любовь! Занавес опущен – память достаёт своё жало!
Она повернула к нему своё лицо, теперь прозрачное и бледное, как убывающая луна; её тело стало тонким и похожим на скелет, хотя ещё хранило прозрачные очертания былой красоты; и он наконец осознал, что это не человеческое создание из плоти и крови цеплялось теперь за него, а некое мистическое бестелесное порождение Сверхъестественного, неизвестное человеческому миру! Могильная роса плотным слоем покрывала его лоб; в сердце разгоралась агония, и дыхание вырывалось конвульсивными спазмами; но хуже этой физической пытки была заполнявшая его всепобеждающая правда о том, что Духовная Вселенная существует, и он осознал это так внезапно и ужасно. То, что он отрицал всю свою жизнь, теперь заявило о себе со всей уверенностью; там, где он был глух и слеп, он теперь всё услышал и прозрел. Зиска! Зиска-Чаровница! Теперь он в самом деле знал, что хранил память о ней; в самом деле знал, что любил её; в самом деле знал, что убил её! Но и ещё одна истина прорывалась теперь наружу – старая любовь из далёкой-далёкой древности вновь разгоралась внутри него со всей силой и даже больше, и он понял, что всё ещё любил её! Невозможно и ужасно, как это представлялось, но всё-таки это был факт; когда он смотрел на её измученное лицо, на горящие гневом глаза, на призрачное тело, то чувствовал, что отдал бы собственную душу, чтобы выкупить её, вырвать из этого колеса мести и вновь возвратить к любви! Её слова пробудили пульсирующую вибрацию мыслей, долго время дремавших в самых далёких уголках его души, которые, как и многие колючие истины, ударили его множеством воспоминаний; и как маска спадает с лица друга на маскараде, так и его нынешняя личность уплыла от него и перестала существовать. Он осознал себя Араксом – вечно неизменной душой, прошедшей через мириады форм, – и все связи его прошлого и настоящего внезапно соединились в одну неразрывную цепь, тянущуюся через тысячелетия, каждое звено которой он мог увидеть, пощупать и вспомнить. В ужасном свете того глухого понимания, которое озаряет все прощающиеся души в момент распада, он ощутил наконец, что не Тело, а Дух есть главная тайна жизни, – не деяния, а помыслы творят вселенную. Смерть? Всего лишь имя; нет никакой смерти – лишь переход и иную форму существования. Какой переход, какая форма существования ждала его теперь? Эта мысль поразила, взбудоражила его, и снова тихий духовный голос его давно преданной и убитой любимой потряс его слух:
– Душа Аракса, слейся с моей душой! Ведь нынешняя жизнь так мимолётна! Никакое отрицание Бога больше не проникнет туда, куда мы идём, поскольку Ужасная и Вечная Истина затмит нас и наши судьбы! Захлопнулись врата Рая – широко распахнуты адские двери! Войдём со мной, моя любовь Аракс! Умри, как умерла и я, неготовая и одинокая! Умри и возродись к новой жизни, подобной моей: столь же мучительной, исполненной отчаяния и ненависти!…
Она резко отступила, поскольку он, убеждённый теперь в существовании бессмертия, вдруг исполнился странного мужества и решимости. Что-то сладостное и тонкое пробудилось в нём – чувство силы, глоток радости, которая полностью превозмогла весь страх смерти. Древняя любовь оживала, крепла в душе, и его взгляд покоился на призрачной тени позади него уже не с ужасом, а с нежностью. Она была Зиска-Чаровницей – его любовью, самым дорогим в его жизни когда-то, в далёкие времена; она была прекраснейшей из женщин и даже более того, она была верна ему! Да, он вспомнил это, как вспомнил и её! Каждый изгиб её прекрасного тела существовал только для его счастья; и для него одного её губы, сладкие и нежные как бутон розы, расточали свои поцелуи. Она любила его так, как немногие женщины способны любить, а он вознаградил её преданность смертью и вечной пыткой! Мучительный крик сорвался с его губ, и он протянул к ней руки:
– Зиска! Прости, прости!
При этих словах он увидел, как лицо её вдруг переменилось: весь ужас и мучительное выражение сошли с него, как уплывающее облако, и прекрасное, как у ангела, оно улыбалось ему, глаза смягчились и затеплились любовью, губы задрожали, прозрачное тело вспыхнуло живым светом, и мистическая красота вернулась к тёмным волосам! Исполненный счастья при виде её удивительной прелести, он не чувствовал больше никакого холода и ужаса надвигавшейся смерти в сердце, божественная страсть вдохновляла его, и в последнем напряжении угасавших в нём сил он попытался собрать всю духовную красоту её существа в своих объятиях.
– Любовь, Любовь! – воскликнул он. – Не ненависть, а Любовь! Выходи назад из тьмы, душа женщины, которую я предал! Прости меня! Вернись ко мне! Ад или Рай – какая разница, если мы будем вместе! Выходи ко мне! Выходи! Любовь сильнее ненависти!
Эта речь его истощила, ледяная агония смерти сжала его сердце и поразила немотой, но он всё продолжал смотреть в прекрасные страстные глаза всепрощающей Любви, которые приветливо глядели на него, подобно звёздам из чёрного хаоса, в который он теперь, казалось, проваливался. Затем донёсся торжественный нарастающий звук огромных бьющихся крыльев в бурном воздухе, и весь свет гробницы внезапно испарился. Ещё одно мгновение он, выпрямившись, стоял во тьме, затем горящий нож, казалось, пронзил его грудь и он повалился вперёд, и последним мгновением его сознания было ощущение мягких объятий, которые уносили его прочь, прочь, – он не знал куда, и эти тёплые губы, сладкие и нежные, крепко прижались к его. И наконец из тяжёлого мрака прилетел Голос, который проговорил:
