– А как же бесчеловечность войны? – спросил Ситон.
– Она приносит прибыль! – отвечал Гвент с нажимом. – Ты не видишь, или не хочешь видеть, этот очевидный факт! Бесчеловечность войны приносит прибыль всем заинтересованным в ней, кроме тех товарищей, кто сражается по приказу. Они – пушечное мясо. Их используют. Твой бизнес не принесёт прибыли. А что невыгодно, то в современном мире плохо для всех.
Ситон всё так же стоял прямо, устремив взгляд на худое, жёсткое лицо его компаньона с красноречивым презрением.
– Так значит, всё замешано на деньгах и зависит только от них! – сказал он. – И при этом твои сенаторы болтают о реформах! О новом мире! О новой форме отношений между людьми!
– Да, мы говорим, – прервал его Гвент, – но мы не имеем в виду того, о чём говорим! Нам не следует никогда даже помышлять о подобном!
– Законники, фарисеи и лицемеры! – процитировал Ситон со страстью.
– Именно так! Иисус Христос сказал это ещё две тысячи лет назад, и оно до сих пор актуально! Мы нисколько не стали лучше!
Ситон внезапным нетерпеливым движением рванулся наружу из хижины и посмотрел на широкое небо, затем возвратился назад. Гвент критично на него посмотрел.
– В конце концов, – сказал он, – ты ведь ничего ни от кого не хочешь. Деньги для тебя не важны. Если бы это было так, я бы посоветовал продать твоё открытие Моргане Роял – она бы купила, и, скажу тебе, что она бы нашла ему применение!
– Благодарю! – и Ситон кратко кивнул. – Я и сам смогу его применить!
– Верно! – и Гвент с интересом посмотрел на свою догоравшую сигару. – Ты сможешь!
За этим последовала пауза, во время которой Гвент раздумывал над странным положением, в которое может попасть мир под учёным руководством одного человека, кто имеет в своих руках власть устроить ужасающую катастрофу, даже не показываясь другим.
– Так или иначе, Ситон, ты несомненно чего-то желаешь для себя, не правда ли?
– И чего же, по-твоему? – спросил он.
– Ну, счастья, физического наслаждения жизнью…
– Я уже счастлив, – заявил Ситон, – и я полностью ощущаю физическое наслаждение жизнью. Но я был бы ещё счастливее, если бы смог избавить землю от некоторого зла, болезней и скорбей…
– А что если предоставить это Высшей Мудрости? – предложил Гвент.
– Это я и делаю! Высшая Мудрость привела меня к открытию, и я чувствую, что оно досталось мне не спроста. Гвент, я убеждён, что эта самая Мудрость ожидает от своего творения, человека, помощи Ей в развитии и функционировании Вселенной! Это единственная разумная причина для существования человека. Мы обязаны содействовать, а не препятствовать той схеме, частью которой являемся. И какие бы препятствия ни встретились на пути, мы должны преодолевать и уничтожать их!
Последний кусок пепла сигары Гвента упал на пол, и сам он поднялся с кресла.
– Что же, я полагаю, что наш разговор окончен, – сказал он. – Я приехал сюда, готовый предложить тебе значительную сумму за твоё открытие, но согласиться на государственную гарантию я не могу. Так что я вынужден предоставить это тебе самому. Знаешь, – он замешкался, – знаешь, многие сочли бы тебя сумасшедшим…
Ситон рассмеялся.
– О, это само собой разумеется! Слыхал ли ты когда-либо об учёном, обладающим тайной, и которого общество не считало бы таковым? Я переживу это обвинение! Слава Богу, я никогда не свихнусь до состояния игрока с Уолл Стрит!
– Свихнёшься, если станешь играть с судьбами народов! – сказал Гвент.
– Предоставим народам узнать, как они играют с собственными жизнями! – парировал Ситон. – Ты говоришь, что война – это способ заработать, дайте им понять, что они касаются денег, напечатанных человеческой кровью! Я – всего лишь один человек, однако инструмент Высшего Разума – я говорю и клянусь, что войн больше не будет!
При этих словах его лицо выражало нечто сверхъестественное, его поза, гордая и прямая, демонстрировала некий вызов всему миру, и Гвент невольно подумал, глядя на него, о стихах третьего псалма: «Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня».
«Нет, он не убоится! – размышлял Гвент. – Он человек, для которого страха не существует! Но если о нём услышат, то мир будет бояться его!»
Вслух же он сказал:
– Ну сможешь ты положить конец войнам, но ты никогда не искоренишь человеческую ненависть и зависть, а если у них не будет возможности вылиться в сражения, то отыщутся какие-нибудь другие русла, возможно, даже худшие. Если посмотреть на это шире, то вся природа находится в состоянии войны сама с собой, в вечной борьбе за жизнь, и очевидно, что борьба была определена и установлена в качестве вселенского закона. Жизнь была бы очень скучной без соперничества – а соперничество означает войну.
– Войну против чего? Против кого? – спросил Ситон.
– Против того, кто или что представляется соперником, – отвечал Гвент быстро. – Противостояние должно быть, иначе, соперничество станет ненужным. Мой дорогой друг, ты вбил себе в голову, что способен изменить ход вещей, но это невозможно. Мудрейшие из нас – всего лишь золотые рыбки в банке с водой, они видят сквозь стекло свет, но не могут до него добраться. Древний корабль мира будет следовать предопределённым ему курсом к намеченному порту, и самые счастливые люди – это те, кто рад плыть на нём с Господом у штурвала! – Он оборвал речь, улыбнувшись собственному внезапному красноречию, а затем добавил: – Кстати, а где твоя лаборатория?
– Нет у меня её! – кратко ответил Ситон.
– Что? Нет? Почему, как же ты приготовил свою штуковину?
Ситон рассмеялся.
– Думаешь, я тебе расскажу? Мистер сенатор Гвент, вы принимаете меня за величайшего дурака! Для приготовления «моей штуковины» не требуется ни спиртовки, ни тигля; формула была уже почти разработана уже перед тем, как я уехал их Вашингтона, но я хотел окончательно завершить начатое в одиночестве и тишине. Теперь всё завершено. Вот почему я пригласил тебя, чтобы сделать предложение, которое, как ты говоришь, провалится.
– Завершено, верно? – спросил Гвент отстранённо. – И оно у тебя здесь? В оконченном состоянии?
Ситон утвердительно кивнул.
– Тогда я полагаю, – сказал Гвент с нервным смешком, – что ты мог бы прикончить и меня, если это соответствует твоему настроению?
– Конечно мог бы! – И Ситон одарил его весьма ободряющей улыбкой. – Я бы развеял мистера сенатора Гвента в серую пыль примерно за сорок секунд и совершенно безболезненно! Ты бы даже не почувствовал этого! Это произошло бы слишком быстро для чувств.
– Благодарю! Очень тебе обязан! – сказал Гвент, – Этим утром я не стану тебя утруждать! Лучше продолжу наслаждаться жизнью!
– Как и я! – заявил Ситон с улыбкой. – Я лишь утверждаю, что способен сделать это.
